Чеслав. Ловец тени - [13]
— А у нас вишь какие дела деются…
— Вижу, Леда, да лучше бы такое и не зреть, — глухо ответил Чеслав.
— О-о-о! Горе, страшное горюшко! — закачала головой Леда. — Не помню я, чтоб у нас такое раньше бывало… А ведь это я нашла усопших-то…
— Да уж слышал, — кивнул Чеслав.
— Вот люди! — возмущенно всплеснула руками Леда, едва не упустив свою клюку. — Так и норовят, так и норовят вперед тебя рассказать про то, чего сами и не видели вовсе! — В ее голосе прозвучала искренняя обида.
Молодой муж невольно усмехнулся на старухино возмущение. Бабка явно хотела быть единственным источником новостей в селении, и если случалось упущение, то очень страдала от этого.
— Ну так они ж, брехуны поганые, все одно не ведают, как оно было-то! — интригующе дернула она Чеслава за рукав.
И от предвкушения удовольствия от повествования на ее хитром лице появилось даже некое подобие улыбки.
Свой рассказ Кривая Леда начала издалека, с того момента, как поутру ее разбудила, испугав едва не до смерти, забравшаяся в лачугу соседская зверюга коза. И что был это плохой знак, старуха сразу поняла. Чеславу пришлось выслушать подробности изгнания козы из жилища и перечисление урона, который при этом был нанесен ее хозяйству, а также пожелание мучительной смерти мерзкой рогатой скотине. За этим последовал еще более подробный рассказ о переживаниях после такого утреннего потрясения, и это было лишь начало. Чеслав понял, что бабка еще только входит во вкус повествования, а потому слушал ее трескотню вполуха, так как Кривую Леду было сложно переслушать, для этого требовалось большое терпение. А уж она старалась…
— А она, погибель эта рогатая, ни в какую!
«Как там Кудряш? — крутилось в голове у Чеслава. — Вон как мается парень! Хоть бы не захворал…»
— Ну, тут уж я этой толстомордой лентяйке соседской высказала все сполна — и про урон, и про то, что за скотиной своей следить надобно, тем более если она такая поганка. Так она мне… — продолжала жаловаться старуха.
«И отчего именно с его кровью такая напасть приключилась?» — мелькнуло в голове юноши.
— А я ведь совсем случайно к ним забежала: думала застать еще тех чужаков! Так вот, подхожу я к их избе…
Чеслав, до того слушавший многословный рассказ бабки не слишком внимательно, насторожился:
— Каких чужаков?
— Как каких? — И тут глаз Кривой Леды прямо загорелся азартом, а голос понизился до шепота. — Так ты же ничего не знаешь!
Вот уж бабке удовольствие привалило: первой просветить несведущего! Да любая соперница ей в этом деле едва ли зуб не отдала бы за это.
Чеслав и в самом деле не знал о том, что ему с большой охотой поведала Леда. Та же, видя неподдельный интерес со стороны парня, живописала от всей своей души великой былинницы.
Оказывается, почти сразу после того, как они с Кудряшом покинули родимое городище, туда прибыли гости — двое чужаков из далеких краев. Один старший муж, «повидавший уже и переживший немало, да будто знает гораздо больше, чем сказывает», а другой совсем еще юный — «зелен, да горяч». Привел их проводник-охотник Тур из соседствующего с ними племени, с которым соплеменники Чеслава имели дружественный союз. Привел и оставил на попечение городищу.
Затерянные среди диких, труднопроходимых лесов, разбросанные порой на большие расстояния друг от друга, жители глухих поселений нечасто сталкивались с пришлыми из далеких краев. Бывало, конечно, что чужаки непрошеные, в основном кочевые ватаги, прорывались в их округу со злым умыслом разграбить, разорить да поработить лесной люд, но мало кто из них воротился обратно в вольные степи. Умели постоять за себя лесные племена и дать отпор разбойничьим набегам.
Но когда странники приходили с миром — то ли с честным обменом припасами съестными, утварью диковинной, оружием да другой всячиной разной, то ли, направляясь в края дальние или еще по какой надобности и заплутав, прибивались к поселениям, — то становились для лесных племен почитаемыми гостями. Их с добром принимали, а после препровождали и передавали от племени к племени, от городища к городищу, от хутора к хутору. Потому как заведено это было со времен незапамятных еще давними предками.
«Кто с дружбой и любовью к нам пожаловал, тот сродни брату стал», — считали их праотцы и им так поступать наказывали.
Для каждого лесного жителя было большой честью принять в своем жилище гостя. Ведь от странствующих пришлых можно было узнать много нового да диковинного о краях неведанных, дальних, о том, как люд там живет, как жилища свои устраивает да какую утварь имеет, о зверье чудном, да мало ли о чем…
Двое странников пришли в их городище с миром.
— Все еще и подивились, отчего это они у Горши в хижине стать пожелали, — живо размахивая руками, рассуждала бабка. — Уж их-то кто только не зазывал к себе на постой. И гораздо более почитаемые в селении мужи кликали. Ан нет, они со всеми приветливы были да ласковы, всех благодарили, а почивать к Горше с Истой отправились.
Такое желание и впрямь дивным казалось. Жилище, где обитала семья Кудряша, было одним из самых неказистых и тесных в городище. Хижина их, наполовину врытая в землю, местами с подпорченными временем бревнами и даже с прорехами в крыше, мало чем могла приглянуться гостям. А если еще учесть многочисленность ее обитателей, а потому и частую скудность припасов, то выбор пришлых был совсем неудачным. Но чужаки отчего-то поселились именно там.
Древняя Русь времен язычества. Русь еще поклонялась Яриле и Сварогу, Перуну и Ладе. Языческим божествам приносились богатые жертвы. Едва увидев купающуюся в реке красавицу из враждебного племени Неждану, молодой охотник Чеслав влюбился без памяти. Он был готов пожертвовать всем ради красавицы Нежданы. Но их роды издавна враждовали, женитьбу на этой девушке его близкие сочли бы предательством. Однако страсть затмила разум юноши, он похитил Неждану и спрятал в лесу. Его отец, глава рода, приказал сыну вернуть чужачку.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.