Червонное золото - [75]

Остаток ночи и весь следующий день пролетели вместе со снежными хлопьями, не устававшими падать. Рената отослала служанок, пришедших накрыть стол к обеду, и музыкантов, которых прислал муж, чтобы она не скучала.

После заката он явился сам, из осторожности велев доложить о себе одной из придворных дам, с утра собравшихся в комнате прислуги и вышивавших покрывала к весенним праздникам.

Эрколе II д’Эсте был высок и статен, как того требовало его имя[42]. Страсть к застольям округлила его фигуру, придав ему величавость. На нем была длинная, до полу, волчья шуба и опушенные мехом кожаные сапоги. Круглое лицо покрывала борода еще гуще, чем мех на шубе, и, когда Рената увидела его в саду, она решила, что это медведь проник за ограду.

— Рената, как ты? Служанки сказали, что ты отказалась есть. Что такое случилось?

— Ничего не случилось, просто хандра.

— В таком случае у меня есть для тебя новость, от которой твое настроение наверняка поменяется.

Он протянул жене пергамент с печатями, который ему только что привез гонец из Мантуи на лодке кардинала Гонзаги.

Рената медленно развернула пергамент и без всяких эмоций прочла весть об убийстве Пьерлуиджи Фарнезе. Это была хорошая новость: мир избавился от «ужаснейшего из людей», как его описал имперский посол в Риме. Но тут же она вспомнила слова Виттории, сказанные в Орвьето, и ее охватила тревога. Смерть Пьерлуиджи означала сокрушительное поражение семьи Фарнезе и могла стать началом ее падения. Поддержка, которую Фарнезе гарантировали их группе, могла теперь иссякнуть, и последствия будут для них драматическими. Было нелегко догадаться, кто так зверски расправился с герцогом Пармы и Пьяченцы. Отважиться на месть человеку настолько опасному и натворившему столько бед мог кто угодно. Может, и сам император, с помощью пармской знати, оказавшейся вдруг под властью животного, от которого не приходилось ждать ничего хорошего. Но невозможно было представить себе, каким образом удалось обойти многочисленную, хорошо проверенную стражу Пьерлуиджи.

Эрколе стоял у окна, почти полностью закрывая его своим массивным телом. Белесый свет за окном померк, и только мельтешение снежинок обозначало его темный, взлохмаченный силуэт. Он обернулся, чтобы зажечь свечу на столе Ренаты, и ей было приятно услышать, как постепенно смягчался его ворчливый голос, пока он подходил к ней.

— Чтобы разобраться в этом преступлении, нам надо подождать несколько дней. Но сомневаюсь, чтобы Папе или молодому Оттавио снова удалось завладеть герцогством Пармы. Так что новость хороша во всех смыслах. Иметь такого соседа — сущее наказание, я и сам, вместе с Эрколе Гонзагой, собирался его убить. Но провидение, слава богу, на этот раз нас опередило.

Герцог наклонился к Ренате и легким прикосновением приподнял ее подбородок своими толстыми, как ветки деревьев, пальцами.

— Рената, Рената, что замышляешь ты в своей красивой голове? Ты знаешь, что я всегда относился с уважением к твоим самым тайным мыслям. Я восхищался твоей силой и мужеством, сострадал твоему одиночеству в этой чужой и враждебной стране. Насколько мог, я всегда тебя поддерживал, даже наперекор многочисленным советам. И впредь буду так поступать! Пока я жив, тебе нечего бояться. Да улыбнись же, наконец!

Она подняла глаза, но улыбки не получилось: по лицу текли слезы, добравшись уже до подбородка.

— Хоть я и нечасто говорю тебе об этом, я люблю тебя, Рената!

Он наклонился еще ниже и прижался к ее губам своими маленькими пухлыми губами, по крайней мере, той их частью, что виднелась из-под бороды. Смущенный тем, что так расчувствовался, герцог удалился из комнаты, уже погрузившейся в темноту, и медленно прикрыл за собой позолоченную дверь.

Оставшись одна, Рената уселась за письменный стол и начала писать шифрованные письма, чтобы уведомить друзей о только что происшедших событиях, поделиться гипотезами и соображениями, в надежде, что и само убийство, и скорость, с какой к ним пришло известие о нем, будут на руку их плану.

На следующее утро снег не прекратился, и только к вечеру показалось бледное солнышко, заставив засверкать обледеневшие ветви садовых деревьев. Птицы старались добраться до сохранившихся на ветках ягод и расклевывали лед, поднимая тучи сверкающей пыли и весело щебеча.

Рената подошла к окну посмотреть на засыпанный снегом сад. Следы Маргариты у калитки, ведущей к каналу, давно исчезли, и ей подумалось, что все это был сон и никакой гость не приезжал и не уезжал.

Только совсем вечером, когда последние лучи закатного солнца погасли в окне, она увидела, как открылась калитка, сбросив с себя толщу снега, и в сад проскользнула темная тень, направившись к потайной двери в ее комнаты. Это был Джулиано, тот самый капитан, которому она поручила Маргариту. Она бросилась к гардеробной, быстро накинула горностаевую шубу и сбежала по лестнице ему навстречу.

— Джулиано, ну что? Все прошло благополучно? Дев… Юноша добрался до устья? Вы доставили его целым и невредимым?

— Все в порядке, герцогиня, путешествие прошло спокойно. Нам повстречались только несколько лодок с бедолагами, пытавшимися ловить угрей. Корабль юноши… — и капитан опустил глаза, чтобы не подать виду, что понял уловку своей хозяйки, — пришвартовался возле острова Кьоджа, мы пристали к нему как раз на закате, и ваш гость поднялся на борт. Моряки сразу же подняли якорь и сейчас, наверное, уже прошли мыс Конеро. Море ровное, как тарелка, и попутный ветерок в два счета домчит их по ту сторону Адриатического моря. Будьте спокойны, судно хорошо вооружено, и вряд ли кто рискнет на него напасть.