Черный риэлтер - [19]

— Да, это чувствуется, — согласилась Ольга. — Манеры у него своеобразные.

— А что, где ты его видела?

— Да, я же уже говорила, приходил сегодня по одному делу, рассказал много интересного, и проторчал у меня целый час с разными отвлеченными разговорами. Мне кажется, что если бы Кудимов меня к себе не вызвал, он бы точно довел эти свои разговоры до ресторана и кровати.

Астафьев хмыкнул.

— Ну, это вряд ли. Ему Ниночка тогда последние кудри вырвет. А что ему надо было?

— У меня было заявление по поводу одной сумасшедшей…

Внимательно выслушав рассказ Малиновской, Юрий удивился.

— А что, разве так вот можно? Сослать девушку в дурдом, а потом продать ее квартиру?

— Если они оформили над ней опеку, то вполне.

— Но это же незаконно?

— Говорят, был такой случай в вашем городе, лет двадцать назад. Шалимов даже фамилию того врача вспомнил — Зельц. Его, конечно, посадили. Тогда с этим было проще.

Юрий покачал головой.

— Странно, это все так рискованно.

— Вот, завтра мы и проверим, кто и что там оформил.

В психдиспансер Малиновская одна не поехала, подобрала в условленном месте Косарева. Тот, как всегда, был улыбчив и преисполнен внимания.

— Как ваше драгоценное здоровьице, Ольга Леонидовна? — спросил он, садясь в машину.

— Более чем хорошо. А ваше?

— Так же прекрасно. Я тут вчера случайно узнал, что вы тесно связаны с одним из моих учеников, Юркой Астафьевым?

Ольга поняла, что старый сыщик так же наводил о ней справки.

— Более чем тесно. Вам, кстати, привет от него.

— Спасибо, — поблагодарил Косарев, а сам подумал: "Хорошо, я вчера не пригласил ее в ресторан. Против Юрки мне ловить тут нечего".

Здание психдиспансера представляло из себя нечто длинное, изогнутое в самых неожиданных местах, с многочисленными пристроями. На первом этаже разместилась поликлиника, а на втором, собственно, и был сам диспансер, там, где лежали сами больные. Но им был нужен главврач.

— Был я тут как-то, но давно, лет пятнадцать назад, — пробормотал Косарев, продвигаясь по длинным коридорам. — Раньше кабинет главврача был в самом начале.

Как оказалось, теперь нужный им кабинет был в самом конце здания, на табличке было написано: "Главврач, врач 1 категории Самсонов. Л.Ю."

Первая, как официальное лицо, вошла Ольга.

— Можно? — спросила она.

— Да-да, заходите.

Человек, сидевший за столом, поднял голову, и Ольга про себя невольно ахнула. Это был русский вариант Джорджа Клуни. Самсонов, правда, не вышел ростом, лицо было более широким, чем у голливудской звезды, но эта полуседая голова, при живых, умных, молодых глазах, да и улыбка на губах была даже более обаятельная, чем у Клуни.

— Ольга Леонидовна Малиновская, следователь прокуратуры.

— Подполковник Косарев, Георгий Георгиевич.

— Самсонов, Леонид Юрьевич, главврач этого заведения. Чем обязан таким визитом, какие проблемы?

— Проблемы в том, что мы получили вот это заявление, и нам пришлось дать ход этому делу, — Ольга подала Самсонову документы.

Самсонов внимательно прочитал заявление Гулиной, кивнул головой.

— Прекрасно помню эту девушку. Я как раз дежурил, когда ее привезли после неудачной попытки суицида. У ней была жуткая истерика, на шее следы от веревки. Собственно, еще несколько секунд, и она бы тогда умерла, но веревка не выдержала. Тут соседи, как раз вошли…

— А что дверь квартиры была открыта? — удивленно спросил Косарев.

— Да, представьте себе! Они поднимаются по лестнице, видят полуоткрытую дверь, естественно, входят. Ковалевская висит на гардине, еще дергается. И на глазах у них она обрывается. У девушки, естественно, дичайшая истерика, она пытается выброситься из окна, хотя там всего второй этаж. Вот соседка с мужем вызвали тогда милицию, ее привезли сюда. Я обратил внимание, что у ней уже были поперечные порезы на руках, зажившие, но типичные такие, когда вены вскрывают. Оказалось, что да, это, в самом деле, не первая попытка ее самоубийства. Просто до этого никто не пытался привезти ее к нам.

— И что, она настолько безнадежна? — спросила Ольга.

— Почему безнадежна? Помниться, ей ставили диагноз вялотекущей шизофрении с суицидальной направленностью. Кажется, из-за ее стихов. Стихи, кстати, великолепные, только постоянен этот мотив самоубийства, и разговора самой с собой. Я, правда, не знаю, что там у ней сейчас.

— Как это вы не знаете? — поразился Косарев. — Вы же главврач, вы должны все это знать?

— Должен, да. Но этот год у меня совершенно бешеный. Два месяца стажировки в Америке, потом чуть не полгода обучения в Москве. Затем я взял отпуск, еще два месяца за свой счет. Я готовлюсь защищать диссертацию, мне назначена защита буквально на следующей неделе. Но, помниться, я подписывал документы на Ковалевскую. Суть не помню, я положился на ее лечащего врача.

— Зильбермана? — спросила Ольга.

— Да. Иван Тимофеевич в нашем коллективе самый опытный, самый пожилой. Собственно, он мой учитель. Все это время он замещал меня.

— Тогда хочу вас проинформировать, что врач Зильберман, Иван Тимофеевич, оформил себя опекуном Ирины Ковалевской, и, более того, уже продал ее квартиру, — чуточку даже торжественным тоном провозгласила Ольга.

Малиновская положила перед Самсоновым справку из БТИ. Тот сразу изменился в лице. Но, самообладание у психиатра было на высоком уровне. Он снял трубку и ровным голосом попросил: — Ольга Алексеевна, Иван Тимофеевич у нас по-прежнему на больничном? Вот даже как! Хорошо, спасибо. К сожалению, Зильберман уже две недели лежит в Железногорске, в кардиоцентре, — сказал он, положив трубку. — Давние проблемы с сердцем.