В мастерской все шло как обычно, ровно гудел небольшой двигатель вытяжки, из стоящего на верстаке Али магнитофона неслись заунывные звуки кавказской музыки. Андрей Арбузов с улыбкой крикнул ему: — Али, смени пластинку, поставь лучше Борю Моисеева!
— Что ты говоришь, Андрюша! Ты хочешь, чтобы меня вырвало, да? — отозвался хозяин артели.
— Нет, ну, все хоть какое-то разнообразие. А то у меня от твоей музыки молоко прокисает!
— Э-э, дарагой, простокваша тоже полезна.
Андрей засмеялся, отхлебнул молоко прямо из пакета, и, отложив его в сторону, чиркнув спичку, поднес ее к соплу горелки. Голубое пламя вспыхнуло с гулким хлопком, он уже наклонился над небольшим тиглем, где матово блестело бесформенной лужицей застывшее золото, но тут его внимание отвлекло нечто неожиданное. Уголком глаз Андрей зафиксировал свет, хлынувший со стороны входной двери. Это было странно, этого не должно было быть, и он резко оглянулся, потом вскочил. Но черная фигура на фоне прямоугольника двери уже вскинула пистолет с глушителем. Хлопок выстрела был не слышан за громкой музыкой, и тело Андрея еще падало, а в подвале было уже трое людей в черном. Они с ходу открыли огонь по остальным обитателям подвала. Али лишь успел сунуть руку под стол, под которым скотчем был закреплен АКМС, но пули уже ударили в его спину, и пальцы лишь скользнули по гладкой полировке приклада, а потом рука безжизненно упала вниз. И пистолеты, и кургузый «Скорпион» в руках нападавших были оснащены глушителями. Так что дергающиеся тела ювелиров, пляшущее в руках убийц оружие, нещадно извергающее отработанные гильзы, на фоне грохочущей музыки казалось нереальной, фантастической картиной. Словно поставив в этом деле точку, пуля попала в магнитофон, и сразу наступила тишина. Тот, кто вошел первым, опустил пистолет, и, сделав несколько шагов вперед, огляделся по сторонам.
— Аллах Акбар, — пробормотал он, а потом, запустив руку в остатки разбитого магнитофона, достал кассету, — хорошая музыка, — пробормотал он, и сунул ее себе в карман.
Спустя сутки.
— А я его знаю, — сказал Юрий Астафьев, рассматривая одну из фотографий, принесенных с работы Виктором Зубко. Фотография была не очень приятная: лицо молодого человека с открытыми глазами, но с пулевым отверстием в виске.
Зубко взял у него из рук снимок, посмотрел на него, и недоверчиво хмыкнув, спросил: — Откуда ты его можешь знать? Парень этот москвич, уже шесть лет как проживал в столице. А ты всего два дня как в Москве.
Старшего оперуполномоченного Московского уголовного розыска Виктора Зубко можно было понять. Он то был коренным москвичом, а вот его гость, начальник следственного отдела города Кривова капитан Юрий Астафьев, и в самом деле в столице был всего третьи сутки, но сейчас он упрямо противоречил своему гостеприимному хозяину.
— И все равно я его откуда-то знаю. Видел я его, и совсем недавно.
Юрий наморщил лоб, потер переносицу. Сейчас его красивое лицо все повидавшего ковбоя выражало досаду. Странно, когда он задумывался, его глаза словно меняли цвет. Дело было в том, что они у Юрия были разные, один голубой, другой — зеленый. Но в этот момент они словно становились серыми.
— А, вспомнил! — обрадоваолся Юрий. — Мы с ним сюда ехали в одном купе, хорошо поддали еще тогда, гудели всю ночь. К нам даже из соседнего купе приходили, успокаивали.
Тут в зале появилась еще одна гостья Зубко. Высокая, черноволосая и черноглазая девушка в коротеньком халатике только что вышла из ванны, и вытирала волосы полотенцем. Таких девушек, как она, называют яркими: белая кожа, правильные черты лица, тонкий, классических пропорций нос. Разговор она начала с претензий.
— Какой жуткий у вас город. Волосы за день становятся грязными, сальными. У нас в Кривове, с его пылищей, и то как-то через день голову получается мыть. А тут просто невозможно. Прошелся по улице, и волосы уже как сосульки. Хоть два раза в день купайся.
— Оль, — обратился к ней Астафьев, — мы ведь с этим парнем ехали сюда? Пиво еще пили вместе.
Ольга внимательно рассмотрела снимок и согласно кивнула головой, правда, внеся при этом изрядную долю скепсиса.
— Пиво? А два пузыря водки уже в счет не идут?
— Ну не в этом же дело!
— Ага, совсем не в этом! Как вас всем вагоном уговаривали лечь спать.
— Господи, при чем тут это? Он это, или не он?
— Ну, он, это, он. Забыть его трудно. Характерное такое лицо, мальчик переросток с кулаками штангиста. С этим ювелиром вы хорошо тогда оторвались, до трех ночи никому в вагоне спать не давали.
— Ну, если он представился ювелиром, то это точно он, — согласился и Зубко. Он качнул всей пачкой фотографий. — Это как раз было нападение на ювелирную мастерскую. Перестреляли там всех.
Ольга между тем внимательно рассмотрела все снимки, и покачала головой.
— Да, жуткая там была бойня. За что это их так?
— Предположительно ограбление. Четыре трупа, всех изрешетили как партию дуршлагов. Выгребли все ювелирные изделия, мы нашли только одну серьгу на полу.
Эти снимки могли шокировать многих, но не следователя прокуратуры Ольгу Малиновскую. За двадцать семь лет своей жизни она повидала множество ликов смерти, хотя и, несомненно, гораздо меньше, чем ее муж, Юрий Астафьев. Совсем недавно ему стукнуло тридцать один, и в этом возрасте он был не просто следователем, он был прошедшим огонь и воду матерым «волкодавом», раскрывшим не одно сложнейшее преступление.
