Чёрный менестрель - [46]

Остальные члены обоза, не семикустники, тоже были весьма подозрительны. И если военная выправка всех приказчиков купца Брокуна не вызывала особого беспокойства, то наличие подобного у жены, дочери и племянницы купца не лезло ни в какие ворота…

Отношения среди остальных ехавших в Тапию с этим обозом чужаков также вызывали вопросы. Бойцы вольной роты, которую наняли для охраны обоза, хоть и выполнили свой контракт и теперь жили отдельно от остальных купцов, но никуда из города не уехали. Луад точно знал, что им уже предлагали пару раз выгодные контракты. Более того, обычно купцы и вольники относятся друг к другу с прохладцей, а тут они общались между собой, как закадычные друзья, знакомые много лет. Создавалось впечатление, что либо они сопровождают этих купцов уже не первый раз, либо, что, по мнению Луада, было более вероятно, сами купцы когда-то служили в этой вольной роте…

Конечно, на все несуразности в данной компании можно было бы и не обращать внимания, купцы, тем более, чужие, — люди всегда подозрительные, но не давал покоя господин менестрель. Вернее то, как к менестрелю относились и купцы, и вольники. А относились они к нему, как к нанимателю, причём по долгосрочному контракту. Подобные отношения ассоциировались у Луада с отношениями имперских дворян и их вассалов. Хотя и здесь всё было того — не того. Если Степана ещё можно было принять за дворянина, то почти все остальные явно были не обычными простолюдинами, а жителями вольных городов, и потому всё это было невозможно в принципе…

Если бы не одна встреча у менестреля в Тапии, Луад уже давно написал бы отчёт, и все приехавшие с подозрительным обозом уже беседовали бы в подвалах храма с заплечных дел мастерами, а храмовые палачи — они и мёртвых разговорят. Но именно в тот вечер, когда Луад хотел было отправить свой доклад по инстанциям, менестрель встретился с одним из городских магов. Мало того, что у мага был золотой жетон, (а с обладателями этого знака отличия даже тайной жреческой стражи приходилось считаться), так этот маг ещё и происходил из рода куинов. А его почтительность в разговоре с господином менестрелем более всего напоминала отношения самого Луада с его куратором, когда они встречались вне храма.

Это только посторонним казалось, что Тапия с её верой в Великий Куст незыблема, на самом деле всё было не так. Магистрат вёл подковёрную борьбу с храмом, а в храме тоже всё было не слава Великому Кусту. Там боролись за влияние несколько группировок. Причём вели себя, как пауки в банке, со всеми атрибутами тайной борьбы за власть. Высшие жрецы, стоявшие во главе группировок, благожелательно раскланивались на людях между собой, а их подчинённые резали и похищали друг друга, чтобы увеличить влияние своих патронов…

Тот куин-маг, с которым встречался господин менестрель, был дальним родственником второго в жреческой иерархии человека, и благодаря особенностям своего положения идеально подходил на роль посредника между вторым жрецом и чужестранцами…

— О Великий Куст, — тихо взмолился Луад, — если бы я знал, в каких сейчас отношениях мой покровитель и второй жрец. И вообще, кто против кого дружит среди высших жрецов. Но ты, о Великий Куст, свидетель, что мой покровитель держит меня в неведении…

Луад закончил молитву, тяжело вздохнул и взмахом руки подозвал полового с ещё одной кружкой пива, после чего принялся снова рассуждать, что же ему делать, и на кого же из высших жрецов, Куст их возьми, работает господин менестрель. Ошибка здесь непременно привела бы к неправильным действиям, и, как последствие, к трупу Луада в самом грязном закоулке деревянного квартала Тапии. И, без сомнения, следствие установило бы, что Луад покончил с собой, выстрелив себе в спину из большого лука тремя стрелами одновременно…

Глава 10

Луад пил пиво, размышлял о своей тяжелой судьбинушке и следил за господином менестрелем. А за самим господином Луадом в то же самое время наблюдала кареглазая красотка по имени Ватлея, известная широкой тапийской общественности как женщина нетяжелого поведения. В качестве работницы плаща и кинжала третьего стола магистрата города Тапии она была значительно менее известна. Ватлея числилась «правоверной» язычницей, что и неудивительно, поскольку представительницам кустоизбранного народа категорически запрещалось заниматься древнейшей профессией под угрозой смерти.

Сия «правоверная» язычница жила в заведении Пимп, расположенном на углу у городских стен возле гостевого квартала. Заведение располагалось в таком интересном месте, что не выходило ни на одну городскую улицу, и поэтому оно «не существовало» ни в одном из официальных документов города Тапии. Вследствие этого бизнес мадам Пимп не платил налогов в городскую казну, что не мешало магистрату и страже получать от мадам регулярные подношения.

Разумеется, не стоит напоминать уважаемому читателю, что во все времена у всех народов и при любом государственном строе и режиме представительницы древнейшей профессии обычно совмещали своё ремесло с секретной государственной службой. Большинство проживавших в заведении мадам Пимп «девочек» параллельно с работой «по-специальности» занимались осведомительством и регулярно «стучали» на своих клиентов, как, впрочем, и друг на друга, кто — страже, кто — в магистрат, кто — в храм, не забывая при случае, за соответствующее вознаграждение, «проболтаться» о чём-нибудь интересном заезжим «купцам» из других вольных городов.