Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник) - [143]
“Времена изменились”, – твердили наперебой мои оппоненты, цитируя “Великое Спокойствие” некоего Бена Бернанке (ныне президента Федеральной резервной системы), которому, как индейке перед Днем благодарения, невдомек, что переход в Крайнестан включает в себя этап резкого падения ежедневной волатильности.
И еще, пока я сражался с моделями, социологи без устали повторяли, что они знали это давно и что есть даже пословица: “Нет верных моделей, однако есть полезные”. На самом же деле главная проблема – в том, что “есть вредные”. Крайне вредные. Но, как выразился бы Жирный Тони, “все это разговоры в пользу бедных”. Поэтому мы с Марком Шпицнагелем с удвоенной энергией принялись повышать сопротивляемость наших клиентов Черному лебедю (помогая им приблизиться к “штанге”, описанной в главе 11). Мы не сомневались: банковской системе суждено рухнуть под тяжестью скрытых рисков – и это будет наш белый лебедь. Серый лебедь все больше белел по мере того, как система накапливала риски. Чем дольше мы ждали, тем на большее могли рассчитывать. Коллапс произошел примерно через полтора года после выхода этой книги. Мы готовились к нему, заблаговременно делая ставку на провал банковской системы (и защищая клиентов от Черных лебедей), однако прием, оказанный “Черному лебедю” – не возражения по существу, а выпады против автора, – заставил нас еще крепче призадуматься о необходимости защиты.
Подобно Антею, который терял силу, отрываясь от земли, я нуждался в связи с реальным миром, с чем-то настоящим и прикладным. Упаси бог посвящать себя диспутам в тщетной попытке склонить оппонентов на свою сторону (людей почти всегда удается убедить лишь в том, что они и без того знают). Окунувшись в действительность, приведя свою жизнь в соответствие со своими идеями (посредством трейдерства), я воспрянул душой и телом; уже одни тиражи моей собственной книги давали мне силу выдерживать всё. За несколько месяцев до того, как разразился кризис 2008 года, на одной вечеринке на меня набросился некий гарвардский психолог, имевший самое смутное представление о теории вероятностей, но, несмотря на это, явно горевший желанием изничтожить меня и мою книгу. (Самые лютые и безжалостные клеветники – обычно те, кто поставляет в книжные лавки конкурирующий товар.) Моя увлеченность делом позволила мне над ним посмеяться – или, что даже хуже, заставила меня ощутить некоторое родство с ним – благодаря его гневу. Уж не знаю, как бы подобная стычка повлияла на психику другого автора, идентичного мне во всех отношениях, но не имеющего касательства ни к трейдерству, ни к профессиональному риску. Когда вы идете своим путем (не важно, добиваясь успеха или нет), вы чувствуете себя более независимым, более безразличным к критике, более свободным, более настоящим.
В конце концов я все же кое-что вынес из этих диспутов: очевидность того, что “чернолебяжью” беду накликают главным образом люди, пользующиеся расчетами, в которых они ничего не смыслят, и обнадеживающие всех вокруг, основываясь на ложных результатах. Раньше я задавался вопросом, как люди могут ничтоже сумняшеся применять среднестанскую цифирь за рамками ее применимости; теперь же мне открылись истинные масштабы проблемы: почти никто из тех, кто профессионально занимается расчетом вероятностей, не понимает, о чем говорит. Это выявилось в ходе моих дебатов и пленарных дискуссий со множеством корифеев, в том числе с четверкой обладателей “нобелевки” по экономике. Честное слово. И их легко было уличить. На свете много финансистов-счетоводов, профессоров и студентов, которые оперируют – и пишут статьи о том, как нужно оперировать, – понятием “стандартное отклонение”, по существу не представляя, что оно означает. А потому их легко загнать в угол элементарными вопросами не о математической, а о смысловой подоплеке их цифр. И мы таки их приперли к стенке. Мы с Дэном Гольдштейном провели эксперименты со специалистами по расчету вероятностей и с удивлением обнаружили, что 97 % из них пасуют перед элементарными вопросами[108]. Наше знамя подхватили Эмре Сойер и Робин Хогарт. Они поставили аналогичный опыт в той мерзопакостной сфере экономики, что именуется эконометрикой (и не выдерживает никакой мало-мальски научной критики), – и получили результат: большинство исследователей не понимают того, чем манипулируют.
Теперь, когда я покончил с отчетом об откликах на мою книгу, давайте перейдем к более аналитической части.
IV. Аспергер и онтологический Черный лебедь
Действительно ли у “ботаников” нет чутья на лебедей? Социальные навыки в Крайнестане. – О бессмертии д-ра Гринспена
“Черный лебедь” – книга об эпистемической ограниченности, из чего следует, что речь в ней идет не о каких-то объективно неожиданных явлениях вроде шторма или автомобильной аварии, а просто о том, чего не предвидит
