Чёрные тени красного Петрограда - [8]

Тут в каждую фразу нужно вдуматься. А вдумаешься — и волосы становятся дыбом. Начнём с последнего. Февральская революция уничтожила старую патрульно-постовую и участковую службу и не создала ничего взамен. Стихийно возникшая в первые послереволюционные дни милиция была явлением весьма жалким: что-то вроде добровольной народной дружины советского времени. Практически безоружная, плохо организованная, состоявшая из добровольцев-энтузиастов, которым к тому же не платили ни копейки, она никак не могла противостоять даже мелкому уличному криминалу, не говоря уж о серьёзной организованной преступности. А тут — «освобождение одновременно всех уголовных преступников», «огромный наплыв» их, да плюс «слабость репрессий»…

Преступный мир быстро оценил ситуацию и начал действовать нагло, почти в открытую.

Оказавшийся неожиданно для всех (и в первую очередь для самого себя) комиссаром Петроградской стороны народный социалист А. Пешехонов немедленно столкнулся с отъявленным криминалом, легко и радостно обрядившимся в пурпурные ризы «свободы на баррикадах». «Превратившись в революционеров, воры и мошенники усердно занялись, в частности, обысками, — писал он в своих воспоминаниях лет через пять. — Возбуждённые солдаты группами и даже толпами врывались в квартиры… К ним-то и примазывались, а иногда и натравливали их воры, грабители и всякие другие проходимцы. Воры и грабители очень скоро осмелели и начали уже самостоятельно производить “обыски”. Наш комиссариат накрыл как-то занимавшуюся этим шайку… Захватить удалось только двоих из них, на квартире же было найдено до десятка ружей, свыше 60 очищенных кошельков и бумажников и множество ценных вещей». Разумеется, таких шаек по городу шуровали десятки.

Но те двое, что были захвачены добровольцами из пешехоновского комиссариата (довольно-таки призрачного и эфемерного органа власти), едва ли получили заслуженное наказание. Наказывать и доказывать вину было некому. Да и нечем: в пожаре на Литейном сгорели архивы суда и прокуратуры; полицейские картотеки, личные дела рецидивистов, архив Сыскного отделения, его же фототека (первая в России, добросовестно собираемая более сорока лет, со времён легендарного сыщика Дмитрия Путилина) — весь этот ценнейший инструментарий борьбы с преступностью был разгромлён в первые дни революции, когда толпа (революционеров, «граждан» или уголовников?) громила здание Департамента полиции на Фонтанке, 16. Удивительно, до чего методично в ходе этого погрома были разорваны, утоплены или сожжены материалы, которые так или иначе могли быть использованы в оперативно-розыскных и следственных мероприятиях, могли повредить криминальной свободе. Фотографии, сделанные в комнатах Департамента полиции и Сыскного отделения в те дни, производят неизгладимое впечатление: поломанная мебель, развороченные шкафы, разбитые стёкла, и всюду — бумажки, бумажки, бумажки…

Ту же картину можно было видеть во всех районах города. Независимый наблюдатель, американский посол Д. Р. Фрэнсис писал: «Полицейский участок через три дома от здания посольства (на Фурштатской улице) подвергся разгрому толпы, архивы и документы выбрасывались из окна и публично сжигались на улице — и то же самое происходило во всех полицейских участках города… Солдаты и вооружённые гражданские лица преследовали полицейских, разыскивали их в домах, на крышах, в больницах». Конечно, стихия народного бунта, но невозможно отделаться от мысли, что документы, фотопортреты, отпечатки пальцев уничтожались обдуманно, целенаправленно.

Господь лишил их разума…

Временное правительство, вялое и никчёмное, делало, кажется, всё, чтобы хаос и анархия царствовали в столице и в стране. Некоторые его действия поражают своей абсурдной трагикомичностью. В первые же дни своего существования оно особым постановлением сняло со всех без разбору заключённых — карманников и убийц, хулиганов и насильников, выпущенных революцией из питерских тюрем, — всякие подозрения и обвинения и предписало местным властям выдавать им свидетельства неприкосновенности и об отсутствии данных для их преследования. Спустя несколько дней появился уникальный документ, подписанный помощником градоначальника. Комиссарам районов предписывалось регистрировать освободившихся уголовных заключённых, являющихся в комиссариаты, и «выдавать им удостоверения, подтверждающие их явку и обязывающие их явиться в места, которые будут указаны особым объявлением Петроградского общественного Градоначальства». Можем себе представить: толпы воров и убийц, должно быть, тут же добровольно пришли и выстроились в очередь к окошкам комиссариатов за подобными удостоверениями!

Бумага сия родилась в лоне новообразованной структуры власти. Смутно помня, что за ситуацию в Петрограде кто-то должен отвечать, одуревшие от сутолоки, митингов и табачно-махорочного дыма «граждане министры» посовещались и назначили «общественного градоначальника» — профессора медицины Юревича. За всю историю города это — первый и последний градоначальник, коему вместо должностной присяги зачлась клятва Гиппократа. О деятельности профессора тот же Пешехонов отзывается мимоходом: «Мы на Петроградской стороне ни разу ни в чём не ощутили, что эта власть появилась, что она существует». Через некоторое время Пешехонов отправился к «шефу», чем немало удивил последнего: «Для Юревича было совершенной новостью, что существуют какие-то комиссариаты. Он очень заинтересовался моей информацией». Добрый доктор, по-видимому, от всей души хотел сделать что-нибудь общественно-полезное. «Спустя несколько дней я получил телеграмму, — продолжает Пешехонов, — которой градоначальство требовало сообщить ему, сколько письмоводителей, паспортистов, регистраторов и других служащих прежних полицейских участков находится теперь на службе в комиссариате… Господи! Неужели же они там до сих пор не знают, что полицейские участки в первую же ночь были разгромлены и все их служащие не только разбежались, но и попрятались?!» Добавим, что многие сотрудники полиции, в первую очередь сыскной, просто бежали из Петрограда, опасаясь смертельных встреч со «знакомыми» уголовниками. Не знал этого гражданин Юревич. И вообще он мало что знал о деятельности правоохранительной системы.