Черные розы - [75]

Шрифт
Интервал

Надир мигом очутился во дворе. Отодвинув засов и распахнув калитку, он увидел перед собой женщину в черном покрывале.

— Вы к кому, ханум?

— К тебе, мой дорогой! — шепотом ответила Гюльшан и сбросила с головы чадру.

Надир заметил лихорадочный блеск ее глаз и отшатнулся. Не успел он сообразить, что делать, как возле него возникла безмолвная фигура матери и рядом с ней Наджиб.

— Ай, Гюльшан-ханум! — удивился учитель, узнав дочь хана. — Мать, принимай гостью!

Услышав имя дочери Азиз-хана, Амаль встрепенулась.

— Гюльшан?! — испуганно вскрикнула она. — Эта коварная змея! — Она вскочила, чтобы уйти в другую комнату, но мать учителя остановила ее.

— Не избегай встречи с недругом, дочь моя. Иначе он тебя примет за муравья, которого можно легко растоптать.

Амаль опустилась на ковер.

Поколебавшись мгновение и видя, что ей ничего не оставалось делать, Гюльшан, не надевая чадры, вошла в комнату.

— О Амаль?!. — возбужденно заговорила она, бросаясь к дочери Саида. — Поздравляю тебя, милая, от души, радуюсь твоему счастью!

Амаль в ужасе отпрянула от нее. Она увидела, как в глазах Гюльшан метнулись зловещие искры.

— Тебя, видимо, смущает, что ты оставила моего отца и вышла за Надира? Я одобряю твой выбор.

Подавленная Амаль молчала.

— Ханум, не обращайте на нее внимания, — вмешался Саид. — Она еще не пришла в себя после болезни…

Амаль подняла голову и посмотрела на отца. Только теперь Гюльшан смогла разглядеть ее. Облик Амаль чудесно изменился. Глаза стали живыми, выразительными. Лицо посвежело и еще больше похорошело. Вся она выглядела какой-то одухотворенной, воздушной.

«Ну нет, ты не будешь такой! — поклялась про себя Гюльшан, с завистью вглядываясь в Амаль. — Я сотру с твоего лица лучи радости и счастья. В своем свадебном наряде ты будешь валяться в грязи на кладбище и орошать слезами могилу своего Надира».

И, не обращая внимания на посторонних мужчин, она опустилась на ковер, так и не натянув чадры. Схватив веер, она раскрыла его и начала непринужденно обмахиваться, дерзко оглядывая присутствующих.

Полное забвение обряда, символизирующего целомудрие и чистоту девушки, внезапное появление в поздний час в чужом доме было непростительной дерзостью. Пораженные этим, люди молчали.

— Гюль… какими судьбами? — сухо заговорила, наконец, мать Наджиба.

— Просто так, сама не знаю, бабуся!

— Ну что же, коли так, будь желанным гостем. Что же вы смотрите друг на друга? Отведай, Гюльшан, нашего хлеба-соли, если пришла с добрым сердцем!..

И в полном молчании все ради приличия принялись за ужин.

За едой дочь хана непрестанно переводила взгляд с Надира на Амаль. Неудержимое бешенство одолевало ее. Ей хотелось схватить со скатерти солонку и запустить в глаза Амаль — пусть она снова ослепнет!

Вдруг она встретилась с глазами Биби. В этом взгляде матери Надира она прочитала великую готовность пасть жертвой за счастье своего сына. Боясь испортить своей несдержанностью все дело, она стремительно поднялась.

— Что с тобою, Гюль, не успела прийти и уже уходишь? — удивилась хозяйка.

— Я давно из дому, бабуся. Меня будут искать…

Хозяева не стали настаивать. Биби последовала за Гюльшан.

— Чтоб до глубокой старости остаться тебе старой девой! — шептала Амаль, глядя вслед удаляющейся Гюльшан. — Чтобы за все твои злодеяния судьба покарала тебя на всю жизнь одиночеством!

— Зачем провожаешь меня, Биби? — злобно прошипела Гюльшан, как только они вышли во двор. — Ведь я презираю всех вас и ненавижу. Ненавижу!..

— Утишьте свой гнев, ханум. После свадьбы Надира мы все уедем отсюда.

— Смотрите, как бы его свадьба не обернулась панихидой! Клянусь небом и землей, пускай моя душа обуглится в аду, если я не уничтожу его! Он труп, время жизни его истекает… Запомни, Биби! Уйдет он из Лагмана — найду в Кабуле, разыщу в Пешаваре или Карачи. Всюду, где бы вы ни прятались от меня! Только кровь его утолит мою жажду, — и она хлопнула за собой калиткой.

«Только кровь его!» — повторила Биби, вглядываясь в темноту, поглотившую дочь Азиз-хана.

«Только кровь его!» — шептала она, запирая калитку.

«Только кровь его!» — неотвязно стучало у нее в голове, когда она возвращалась в дом.

Внешне спокойная, Биби перешагнула порог, пристально посмотрела на сына и села на свое место. Страшные слова Гюльшан без конца то уходили, то новой волной возвращались к ней. Машинально взяла она лепешку, начала крошить ее на куски, раскладывать возле себя. Потом взяла чашку с чаем, и мать учителя заметила, как дрожала ее рука. Вдруг чашка с недопитым чаем опрокинулась ей на колени.

— Аллах мой, что с тобой такое? — забеспокоилась мать Наджиба и, стремясь рассеять удрученное состояние Биби, обернулась к Надиру: — Сыграй-ка нам что-нибудь, сынок.

Амаль взглядом тоже попросила его. Надир взял флейту, приложил к губам. Слушая мелодию, Биби смотрела на сына и в каждой черте его лица видела своего покойного мужа. «Был бы он жив, нашел бы для тебя защиту, — думала она. — А что же могу сделать я? Как я могу спасти тебя от этой змеи?»

Вдруг Надир отложил в сторону флейту и, закрыв глаза, запел:

Пусть соперницы зависть грозит мне смертью,
Все ж бушует любовь в моем сердце к Амаль!

Еще от автора Сахиб Джамал
Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Рекомендуем почитать

Клуб имени Черчилля

Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.


Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.


Живущие в подполье

Роман португальского писателя Фернандо Наморы «Живущие в подполье» относится к произведениям, которые прочитывают, что называется, не переводя дыхания. Книга захватывает с первых же строк. Между тем это не многоплановый роман с калейдоскопом острых коллизий и не детективная повесть, построенная на сложной, запутанной интриге. Роман «Живущие в подполье» привлекает большим гражданским звучанием и вполне может быть отнесен к лучшим произведениям неореалистического направления в португальской литературе.


Невидимки за работой

В книге Огилви много смешного. Советский читатель не раз улыбнется. Автор талантливо владеет мастерством юмора. В его манере чувствуется влияние великой школы английского литературного смеха, влияние Диккенса. Огилви не останавливается перед преувеличением, перед карикатурой, гротеском. Но жизненность и правдивость придают силу и убедительность его насмешке. Он пишет с натуры, в хорошем реалистическом стиле. Существовала ли в действительности такая литературная мануфактура, какую описывает Огилви? Может быть, именно такая и не существовала.