Черные розы - [73]

Шрифт
Интервал

Вдруг Дивана вспыхнул. Он увидел Надира. «Так вот каким ты вернулся! — бормотал конюх. — Где же мой бог? И когда он так же нарядит меня?»

— Дивана, ты зачем здесь? — вдруг услышал он шепот Гюльшан.

— Ханум, с ханом плохо. Вас ждут там.

Гюльшан пристально взглянула на конюха и вздрогнула от неожиданно родившейся мысли. «А что, если?.. За деньги и женские ласки этот недалекий парень продаст и заложит собственную душу…»

— Ну хорошо, пойдем… — медленно повернулась она, с трудом отрывая взгляд от счастливой и ненавистной ей пары.

Но и за ней также пристально следили два глаза. Сердце Биби тревожилось. Словно она чуяла какую-то неотвратимо надвигающуюся беду и готовилась любой ценою защитить сына. И Биби не упускала Гюльшан из виду, пока та не ушла с конюхом.

Как и положено слуге, Дивана шагал на почтительном расстоянии от своей госпожи. Зависть царапала его душу. Как ему было примириться с тем, что сын Биби стал мужем дочери Саида?

— Ну как, видел Надира? — оборвал его мысли вкрадчивый голос госпожи.

— Ах, ханум, он словно богатый купец!

— Да уж куда тебе до него!.. Столько лет жил по соседству с Амаль и упустил дурак такую красавицу! Да кому отдал-то?!.

Дивана тяжело вздохнул.

— Что без толку вздыхать…

— А что же мне остается, ханум? Ведь она же отказала даже хану-саибу?!

— Отец старик, а ты молодой, красивый человек, но трус и дурак. Сидел под яблоней и боялся протянуть к яблоку руку.

Дивана промолчал.

— А может, и сейчас не поздно? Еще успеешь сорвать розу?

— Нет, ханум, теперь это невозможно.

— Почему?

— Он ее не отдаст!

— А ты отними.

— Но как? — остановился в замешательстве конюх.

Гюльшан схватила его за руку.

— Ты будешь трижды дураком, если не вырвешь Амаль из его рук…

От пожатия мягкой и горячей руки девушки Дивана совсем растерялся.

— Уничтожь Надира! — продолжала жарко шептать ему та. — И Амаль, оставшись вдовой, пойдет за тебя.

— Что вы говорите, ханум? — в ужасе отшатнулся от нее Дивана.

— Я знаю, что я говорю, — раздраженно ответила Гюльшан, увлекая его в густые заросли сада. — А теперь выслушай меня… — Она остановилась в самом пустынном уголке и сбросила с лица чадру.

Дивана опустил глаза.

— Будь мужчиной, взгляни на меня… — Взяв его за подбородок, она силой подняла его голову.

Дивана охватила дрожь. Но Гюльшан уже шла напролом.

— Ты пойми, никто не встанет на защиту Надира. Он изгнан из Лагмана и проклят как еретик. Твоими действиями будет управлять само небо, всемогущий аллах. Убей его на глазах у всех, и люди прославят тебя как героя… Мулла Башир и мой отец защитят тебя. У тебя будут деньги, красивая жена, дети…

— Ханум! — жалобно воскликнул он, умоляюще глядя на дочь своего господина.

— Молчи! Я вознагражу тебя. Обдумай все и приходи завтра вечером в гранатовую рощу. Мы обо всем договоримся… — И, неожиданно поцеловав его в щеку, Гюльшан убежала.

У Дивана закружилась голова, из глаз посыпались искры. Этот поцелуй окончательно выбил его из колеи.

Всю эту ночь Гюльшан провела в тревоге. Каких только планов она не строила!.. Ей хотелось, чтобы Дивана убил Надира как можно скорее, завтра же. Но тут же решила, что не так надо мстить Надиру. Лучше убить его в самый торжественный момент жизни — на свадьбе, когда он будет танцевать. С такими мыслями встретила она наступившее утро.

Завтрак был закончен, когда на террасу, нервно постукивая ореховой палкой, вошел мулла Башир.

— Аллах, благослови этот дом и его обитателей! — переступая порог, воскликнул он, подняв кверху руки.

Азиз-хан посмотрел на него угасающим взглядом и указал на место рядом с собой. Мулла Башир мелкими лисьими шагами заторопился к нему и протянул руку.

— Слышали?.. — жалобно простонал Азиз-хан, прикладываясь к его сморщенной руке.

— Да, друг мой, мне уже все известно.

— Ну и как же теперь быть?

Мулла Башир нахмурил густые, нависшие брови, поиграл янтарными четками.

— Повременим немного, а там посмотрим…

— Выходит, все пошло прахом?

— Не расстраивайтесь, хан-саиб! На войне потерь бывает еще больше.

Вошла Гюльшан.

— Доченька, принеси мулле-саибу чай!

— Нет, нет, спасибо… — остановил ее мулла Башир. — Пришел узнать о здоровье и проститься. Я еду в Кабул… Надо убрать этого еретика Наджиба из Лагмана.

— Это было бы неплохо! — заметила Гюльшан. — Не будь его, все бы повернулось иначе.

— Да, я так и скажу в Кабуле. Все неприятности в Лагмане идут от учителя, от его советов голодранцам. Он превратил свой дом в приют для этих проклятых аллахом бродяг.

— Я прикажу Дивана приготовить коляску и отвезти вас.

— Нет-нет… — торопливо возразила Гюльшан. — Дивана сейчас очень нужен здесь.

— Ничего, ничего, — покосился мулла Башир на непочтительную Гюльшан. — Я поеду с Вали-ханом.

Посидев еще несколько минут, он откланялся, Гюльшан проводила его до ворот сада.

— Мулла-саиб, если человек с помощью аллаха накажет Надира…

Мулла Башир посмотрел на Гюльшан.

— А у тебя есть смельчак, воин ислама?

Дочь хана замялась.

— Ты не смущайся, дочка, и будь откровенна. Кто он?

— Дивана.

— Дивана? — переспросил мулла Башир.

— Да.

— И он сможет?

— Думаю, что да.

— В таком случае да будет благословенна рука его! Только сама в дело это не вмешивайся. А все, что будет зависеть от меня, я сделаю…


Еще от автора Сахиб Джамал
Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Рекомендуем почитать

Клуб имени Черчилля

Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.


Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.


Живущие в подполье

Роман португальского писателя Фернандо Наморы «Живущие в подполье» относится к произведениям, которые прочитывают, что называется, не переводя дыхания. Книга захватывает с первых же строк. Между тем это не многоплановый роман с калейдоскопом острых коллизий и не детективная повесть, построенная на сложной, запутанной интриге. Роман «Живущие в подполье» привлекает большим гражданским звучанием и вполне может быть отнесен к лучшим произведениям неореалистического направления в португальской литературе.


Невидимки за работой

В книге Огилви много смешного. Советский читатель не раз улыбнется. Автор талантливо владеет мастерством юмора. В его манере чувствуется влияние великой школы английского литературного смеха, влияние Диккенса. Огилви не останавливается перед преувеличением, перед карикатурой, гротеском. Но жизненность и правдивость придают силу и убедительность его насмешке. Он пишет с натуры, в хорошем реалистическом стиле. Существовала ли в действительности такая литературная мануфактура, какую описывает Огилви? Может быть, именно такая и не существовала.