Черные розы - [71]
Словно задушевную песню, слушал муфти слова Амаль. Он отложил в сторону кальян, поднял руку и торжественно произнес:
— Только помни, дочь моя, аллах дал мужчинам преимущества перед женщинами. Мужу дается право в любое время отлучить жену от своего ложа. Поэтому, дочь моя, не делай ничего дурного, чтобы Надир не отвернулся от тебя!
— Никогда! — пылко перебил Надир. — Мы навсегда останемся сердечными друзьями…
Муфти бросил на Надира неодобрительный взгляд и поспешно провозгласил:
— Да исполнится то, что угодно всевышнему!
— Хак-асть![38] — громко подтвердили мирза Давуд и Фахрулла.
Закончив церемонию, муфти взял бумагу и начал составлять брачное свидетельство.
Тонкое камышовое перо, скрипя на глянцевитой гербовой бумаге, нарисовало ковер витиеватых арабских букв.
Полюбовавшись своим творением несколько мгновений, муфти поднял голову и подозвал Надира:
— Иди сюда, счастливый сын мой!
Надир подошел.
— Читать и писать не умеешь?
— Конечно, саиб, — со вздохом ответил Надир.
— Дай сюда твой большой палец.
Став на колени, Надир протянул ему палец. Муфти смазал его тушью и приложил в конце страницы. Затем пригласил Амаль.
Девушка, опустив глаза, робко подошла.
— Читать и писать тоже не умеешь?
— Нет, саиб…
— Ну, для женщин это и не обязательно… Подставь палец.
Намазав и ее палец тушью, он указал на бумагу, и дочь садовника прижала его рядом с отпечатком пальца Надира.
Муфти не сразу отпустил Амаль. Подняв на нее свои старческие глаза, он заговорил:
— Знай, дочь моя, вокруг красивых девушек всегда увиваются стаи дьяволов. Приняв личину ангелов, они толкают их к неприглядным поступкам. Чтобы не попасть в их злые сети, помни аллаха и следуй его наставлениям! Знай: ничто так не оскорбляет мужа, как измена! Да будет с тобой воля аллаха! Бойся, дочь моя, тройного развода[39], трепещи его как огня!..
Слушая священника, Амаль думала: «Ах, скорее бы вернуться в Лагман! Упиться звоном резвящихся меж скал ручейков, насладиться пением птиц, увидеть, наконец, те черные розы, которые выпили жизнь отца».
Отпустив Амаль, муфти воздел руки и начал молитву. «Иллахи-аминь!» — приговаривал он после каждой фразы. «Иллахи-аминь!» — повторяли за ним остальные. Чтобы придать брачному акту силу законности, муфти, закончив молитву, протянул листок мирзе Давуду и Фахрулле на подпись. Едва муфти успел приложить печать к документу, как в приемную вошел тот самый пожилой афганец, который собирал во дворе деньги на свадьбу Надира. В руках у него был легкий зеленый поднос с аккуратно сложенной пачкой денег и кучей разноцветных конфет-лепешечек. Сделав общий поклон, афганец подошел к Надиру.
— Сын мой, певец весны! — заговорил он, улыбаясь и протягивая ему поднос. — Мы, твои слушатели, поздравляем тебя со счастливым днем и от чистого сердца вручаем скромный подарок. Будьте счастливы под небом аллаха!
— Мубарак![40].. — раздались отовсюду возгласы.
— Ну-ну… — подбодрил старик Надира, заметив его нерешительность. — Не обижай нас, мы твои земляки…
Надир принял поднос, обвел взглядом присутствующих и направился к доктору мирзе Давуду.
— Саиб, наша любовь к вам безгранична, осчастливьте нас, угоститесь!
Мирза Давуд дал ему понять, что вначале следует оказать честь муфти. Юноша подошел к священнику.
— Муфти-саиб, окажите честь!
Вместе с конфетами священник взял несколько бумажек.
— Да будет аллах к тебе щедр и милостив!
Улыбнувшись, Надир протянул поднос мирзе Давуду. Тот взял конфету и положил на поднос сто афгани. Пылая от смущения, Надир перешел к профессору Фахрулле, затем к его соседу. И, так обойдя всех мужчин, остановился возле женщин. Здесь стояли Шамс, Зульфия, мать и Амаль. Наконец-то впервые после исцеления глаза его встретились с глазами Амаль!
— Амаль, неужели это правда? Ты видишь меня?
— Надир, ты красивей, чем я воображала! Какие лучистые у тебя глаза, как черны твои брови! Ты строен и высок…
— Открой лицо, сбрось чадру! Тебе она не нужна!
— Надир, ты выдержал все удары судьбы, ты сильней Меджнуна!
— Будь у меня крылья, Амаль, я унес бы тебя в далекие горы!
— О Надир, с тобой я готова хоть на край света!
Мирза Давуд подал знак гостям. Они все вышли вслед за ним. Надир и Амаль этого не заметили. Сколько времени стояли они так друг против друга, никто из них не помнил. Первым вышел из оцепенения и заговорил Надир.
— Амаль, открой же свое лицо! — попросил он.
Легкое движение головы, и чадра сползла на плечи. Заблестели пышные светло-каштановые волосы, заискрились темно-голубые глаза, и нежные веки с густыми ресницами затрепетали от счастья.
— Мой Надир!..
— Моя Амаль!..
— Ты видишь!
— Да, милый!
— Бежим отсюда!
— Зачем? Мы уже вместе. Ты для меня весь свет!
— Амаль, я не верю своему счастью!
— Теперь сама смерть не в силах разлучить нас!
— Я хочу, чтобы свадьба была в Лагмане!
— И я этого хочу. Пусть все видят, как мы счастливы с тобой, Надир… — Несколько мгновений она смотрела на него и обеспокоенно добавила: — Но где же мой отец? Я хочу обнять Биби…
— Я покажу тебе и отца и мою мать. Она добра, как весна!
— О, я хочу, чтобы она всегда оставалась с нами! Она дала мне мое счастье — тебя!
— Да, Амаль, мы никогда не отгородимся от них…
Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.
Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.
В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.
Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.
Роман португальского писателя Фернандо Наморы «Живущие в подполье» относится к произведениям, которые прочитывают, что называется, не переводя дыхания. Книга захватывает с первых же строк. Между тем это не многоплановый роман с калейдоскопом острых коллизий и не детективная повесть, построенная на сложной, запутанной интриге. Роман «Живущие в подполье» привлекает большим гражданским звучанием и вполне может быть отнесен к лучшим произведениям неореалистического направления в португальской литературе.
В книге Огилви много смешного. Советский читатель не раз улыбнется. Автор талантливо владеет мастерством юмора. В его манере чувствуется влияние великой школы английского литературного смеха, влияние Диккенса. Огилви не останавливается перед преувеличением, перед карикатурой, гротеском. Но жизненность и правдивость придают силу и убедительность его насмешке. Он пишет с натуры, в хорошем реалистическом стиле. Существовала ли в действительности такая литературная мануфактура, какую описывает Огилви? Может быть, именно такая и не существовала.