Черные розы - [40]

Шрифт
Интервал

— Москва и вам, профессор, не дает покоя! — начал он деланно-шутливым тоном, рассматривая книгу. — Ищет малейшую щель, чтобы провести свою пропаганду. Помните их трюк в лагере кочевников? Они так зарекомендовали себя, что вчера какой-то сумасбродный кочевник в поисках русских лекарей рыскал по всему Кабулу. О, они способны выдумать что-нибудь и еще более экстравагантное, лишь бы поймать на удочку многих простаков в Афганистане…

Глядя на Шнейдера, мирза Давуд лукаво улыбался.

— Вы что, сомневаетесь в этом? — спросил Шнейдер.

— А вы считаете, что это несомненно?

Шнейдер пожал плечами.

— Этот «сумасбродный», господин Шнейдер, только что вышел из моего кабинета. И знаете, мне показалось, что он в здравом уме. И если говорить о справедливости, то мне, медику-афганцу, стыдно было слышать из уст этого юноши, что за двадцать лет жизни в его табор только однажды заглянули врачи, да и те оказались русскими. А сколько английских и американских коллег проходили мимо таких же таборов? Так почему же лишь советские врачи нашли возможным завернуть к несчастным?!

— Клянусь судьбой своей отчизны, я тоже проехал бы мимо! — воскликнул Шнейдер. — Считаю просто неуместным, путешествуя по чужой стране, рыскать по кочевьям. Неужели вы, коллега, столь наивны, что принимаете все это за чистую монету? Сегодня этот подкупленный кочевник будет искать врачей, завтра инженеров, а затем… Впрочем, не будем спорить: время покажет, как вы заблуждаетесь!

— Вы правы, время и было нашим лучшим учителем. Афганцы трижды воевали с англичанами, а с русскими? Мы с ними никогда не воевали! Больше того, русские помогли нам в девятьсот двадцать восьмом году. Вам известно об этом?

— Вы считаете, что они думали тогда о вас, об афганцах?

— А вам кажется, что, спасая мир от гитлеровского нашествия, русские думали только о России? — ответил на вопрос вопросом мирза Давуд. И, заметив замешательство собеседника, тут же перешел на другую тему. — Хорошо, что вы зашли. Нам предстоит провести один консилиум, а может быть, и сложную операцию…

— Да? — насторожился Шнейдер. — Какую, кому и когда?

Мирза Давуд молчал, ощупывая Шнейдера лукавым взглядом.

— А, понимаю, наверное, какое-нибудь знатное лицо? — продолжал допытываться Шнейдер.

— Совсем наоборот, — оборвал его мирза Давуд и коротко рассказал историю Надира и Амаль.

Белобрысые брови немца поднялись. Взяв сигарету со стола Давуда, он закурил. Молча вглядываясь в лицо собеседника и глубоко затягиваясь, он думал: «Какая глупейшая филантропия! Терять время и средства на какую-то нищую девчонку, безвозмездно идти на рискованную операцию…»

— Вы не согласны?

Шнейдер сдержанно ответил:

— Я постараюсь сделать все, что будет в моих силах, саиб.

— Вот и спасибо, профессор. Мне очень хочется помочь этому влюбленному кочевнику.

— Скажу откровенно, я никогда не стремился стать воплощением Христа… — не удержал улыбки Шнейдер.

— Врач призван быть другом людей. Особенно тех, кто не имеет возможности досыта есть хлеб.

— Но земля кишит ими…

— В этом наше несчастье!

— Чернь плодится как мухи… И если бы не было болезней и смерти, жизнь на земле стала бы адом…

Мирза Давуд вспыхнул, но сдержал возмущение и спокойно сказал:

— Признаюсь, коллега, я не разделяю ваших мальтузианских убеждений. Я не коммунист, однако убежден, что если создать человеческие условия жизни для всех, то мир выглядел бы иначе. Но мы уклонились от темы. Думаю, что этот парень привезет девушку. Я пошлю за ней машину. О гонораре можете не беспокоиться…

— Я в вашем распоряжении, саиб, — нерешительно поклонился Шнейдер.

В КОМ НЕТ ДОБРА, В ТОМ НЕТ И ПРАВДЫ

Внезапное исчезновение Надира из Лагмана взволновало Гюльшан.

Восстанавливая против него отца, дочь хана надеялась, что «жеребенок» непременно потянется к матери, и она время от времени сможет видеть его в саду и говорить с ним. Но получилось не так, как она хотела. Отец запретил Надиру показываться в усадьбе, и Гюльшан нашла другой выход. Она надевала чадру и отправлялась в гости к Вали-ханум. Пробираясь под защитой чадры по улицам, она шла туда, где Надир лепил саманные кирпичи. Гюльшан печалилась, что ее возлюбленный занимается такой грязной работой, а она не в силах овладеть его сердцем и вырвать из когтей нужды.

И вдруг Надир исчез. Гюльшан готова была заплатить кому угодно и сколько угодно, лишь бы узнать, где он. Потеряв покой, она донимала расспросами мать Надира, заставляла старую служанку поворожить ей на «крестового короля» или, достав припрятанный талисман, опускалась на колени и шептала молитву, которой научила ее чернозубая колдунья.

Шел уже пятый день, а Надира все не было, и розыски Гюльшан были безуспешны. Утром, как только Биби пришла убирать комнаты, Гюльшан потащила ее в свою спальню.

— Ну как, милая Биби, удалось что-нибудь узнать о нем?

— Ох, ханум! Каждый день вы свежей солью посыпаете мою рану.

— Куда же он исчез? Не мог же он уйти из Лагмана?

— Ума не приложу, где он!

— Ну, а что говорит Наджиб-саиб? Вы ходили к нему?

— Он тоже ничего не знает.

— Не знает!.. — словно эхо повторила Гюльшан в отчаянии. — Только аллах знает, под чьей крышей нашел он приют!..


Еще от автора Сахиб Джамал
Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Рекомендуем почитать
Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917

Когда Англия вступила в Первую мировую войну, ее писатели не остались в стороне, кто-то пошел на фронт, другие вооружились отточенными перьями. В эту книгу включены три произведения Г. К. Честертона, написанные в период с 1914 по 1917 гг. На русский язык эти работы прежде не переводились – сначала было не до того, а потом, с учетом отношения Честертона к Марксу, и подавно. В Англии их тоже не переиздают – слишком неполиткорректными они сегодня выглядят. Пришло время и русскому читателю оценить, казалось бы, давно известного автора с совершенно неожиданной стороны.


Другой барабанщик

Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.


Клуб для джентльменов

«Клуб для джентльменов». Элитный стриптиз-клуб. «Театр жизни», в котором снова и снова разыгрываются трагикомические спектакли. Немолодой неудачник, некогда бывший членом популярной попсовой группы, пытается сделать журналистскую карьеру… Белокурая «королева клуба» норовит выбиться в супермодели и таскается по весьма экстравагантным кастингам… А помешанный на современном театре психопат страдает от любви-ненависти к скучающей супруге владельца клуба… Весь мир — театр, и люди в нем — актеры. А может, весь мир — балаган, и люди в нем — марионетки? Но кто же тогда кукловод?



Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.