Черные розы - [36]

— Русская!.. — обрадовалась Амаль. — Наджиб-саиб говорил, что русские табибы чуть ли не воскрешают мертвых. Если бы это было так!..

— Учитель-саиб кристальной души человек. Такие говорят только правду, — ответила Биби. — А что, если Надиру скажут: «Привози твою Амаль в Кабул, и мы вылечим ее»? Как тогда?

— Ну что же, с ним пойду и в Кабул. Согласна на все! — вспыхнула Амаль и от нахлынувших на нее надежд крепко поцеловала Биби. — Ой, тетя Биби, только бы отсюда выйти живой, а там, на воле, у меня крылья вырастут!

— А для этого нужно есть как следует, — снова взялась за свое Биби. — Раз хан велел тебе подавать и завтрак, и обед, и ужин, зачем отказываешься?

— Просто в горло не идет ханская еда.

— Глупая ты! Твой отец в этом доме трудился всю свою жизнь, а что получил в благодарность? Ты должна есть все, что я буду приносить тебе, иначе голод сожрет тебя. А Гюльшан этого только и надо.

— Ну, нет! — воскликнула Амаль. — Я не хочу теперь умирать! Назло им всем буду жить, жить, жить!..

И В КАБУЛЕ ЕСТЬ ЛЮДИ С ДОБРЫМ СЕРДЦЕМ

Благодарная цель — великая сила, она ведет человека по жизненному пути. Кто имеет перед собой ясные стремления и чистую душу, для того все преграды преодолимы. Человек приобретает в борьбе с невзгодами силу, энергию, находчивость. Такая цель овладела и Надиром. Он хотел сделать счастливой Амаль, бедную, несчастную дочь садовника, которую любил всем сердцем, и надеялся до конца жизни быть ее другом, товарищем, мужем. Без этой мечты Надир был бы подобен осеннему листу, гонимому ветром.

Надир торопился в город, на который возлагал все свои надежды. Он шел легким шагом, не чувствуя ни усталости, ни тяжести пути. Мимо него мчались шустрые машины, проезжали резвые всадники, медленно плелись длинноухие ослики с корзинами фруктов и зелени. Поглощенный своими мыслями, Надир ничего не видел. Привыкший с детства к далеким переходам, он на третий день утром пришел в Кабул.

Столица Афганистана, живой ровесник Вавилона, встретила сына Биби в праздничном убранстве. С окон и балконов спускались ковры, пестрые, красивые сюзанэ, через улицы протянуты алые, зеленые полотнища с надписями в честь Дня независимости. Весело играли разноцветные ленты, то тут, то там качались блестящие шары, гирлянды красочных китайских фонариков, трехцветные флажки.

Очутившись на многолюдной улице с новыми двух- и трехэтажными домами, он в маленькой лавке-пекарне купил горячую, только что испеченную лепешку и в первой попавшейся чайхане выпил чайник чая с сахаром. Немного отдохнув, Надир принялся за поиски.

Вокруг него закружились пестрые древние базары, открытые лавчонки, красочные мануфактурные ряды, бесчисленные галантерейные лотки с большими гуттаперчевыми куклами. Мимо мчались тысячи велосипедистов — безбородых юношей и белобородых стариков — в чалмах, и в каракулевых шапках, и в европейских костюмах. То и дело Надир слышал предупредительные возгласы:

— Пушт!.. Пушт!.. Берегись!..

Водители — гаади — одноконных экипажей, с конями, разукрашенными помпонами и амулетами от дурного глаза, теснимые блестящими «шевроле», «Москвичами» и «фиатами», тоже без конца надрывали свои голоса: «Пушт!.. Пушт!..» И юноша в испуге шарахался от них то в одну, то в другую сторону.

— Братец, не знаешь ли, где живут русские доктора? — поминутно останавливал он прохожих своим наивным вопросом.

И все, к кому бы он ни обращался, с недоумением пожимали плечами и проходили дальше. Некоторым казалось забавным, что молодой кочевник почему-то ищет русских врачей. Уж не рехнулся ли парень?

И только один человек молча показал на красивые дома на левом берегу реки. Надир поспешно прошел через Базарный мост и поднялся в первую попавшуюся квартиру. На его стук вышел высокий белобрысый мужчина с гладко выбритым лицом, в пенсне и, увидев перед собой афганца, яростно захлопнул дверь.

Надир не представлял, что ему будет так трудно отыскать в Кабуле русских врачей. День подходил к концу, а все его настойчивые поиски оставались безуспешными. Временами на него начинало нападать отчаяние, и ему казалось, что смерть уже веселится у постели его возлюбленной. Тогда он доставал из кармана фотокарточку, смотрел на надпись, которую не мог прочесть, и думал: «Неужели я не найду тебя в Кабуле? Неужели твои русские друзья не помогут мне?» — и с новой верой в удачу повторял: «Нет, я непременно найду тебя!»

Вот уже наступили сумерки, опустели улицы, закрылись магазины и лавки. Надир, усталый, с истерзанной душой, вынужден был позаботиться о ночлеге. Но где же найдешь место лучше, чем в доме аллаха? В мечети он и нашел себе приют на ночь.

Утром, как только запел муэдзин, призывая правоверных на молитву, сторож выгнал ночлежников на улицу, и Надир возобновил свои поиски.

В полдень, когда муэдзин снова призвал рабов аллаха отдать свой долг всевышнему, наступил обеденный перерыв. В один миг опустели школы и правительственные учреждения, забурлила жизнь на улицах, переполненных чиновниками, продавцами, ребятишками, женщинами в черных, темно-зеленых и в серых чадрах. И Надир слился с этой шумной, пестрой толпой кабульских улиц.