Чернокнижники - [5]
Федр: Ты, Сократ, легко сочиняешь египетские и какие тебе угодно сказания.
Сократ: Значит, и тот, кто рассчитывает запечатлеть в письменах свое искусство, и кто, в свою очередь, черпает его из письмен, потому что оно будто бы надежно и прочно сохраняется там на будущее, — оба преисполнены простодушия и, в сущности, не знают прорицания Амона, раз они записанную речь ставят выше, чем напоминание со стороны человека, сведущего в том, что записано.
Федр: Это очень верно.
Сократ: В этом, Федр, дурная особенность письменности, поистине сходной с живописью: ее порождения стоят, как живые, а спроси их — они величаво и гордо молчат. То же самое и с сочинениями: думаешь, будто они говорят как разумные существа, но если кто спросит о чем-нибудь из того, что они говорят, желая это усвоить, они всегда отвечают одно и то же. Всякое сочинение, однажды записанное, находится в обращении везде — и у людей понимающих, и равным образом у тех, кому вовсе не подобает его читать, и оно не знает, с кем оно должно говорить, а с кем нет. Если им пренебрегают или несправедливо его ругают, оно нуждается в помощи своего отца, само же не способно ни защититься, ни помочь себе».[1]
И снова: «Оставлять после себя письменные сочинения — не должно ли вообще или дозволено лишь некоторым? Если верно первое, то имеет ли письменное слово какую-либо ценность? Если мы предпочтем второе, то кому — серьезным писателям или ничтожным?».[2] Так столетия спустя один из ткачей ковров словесных повторил вопрос и тут же ответил на него: «Смешно было бы, отказывая в таком праве людям дельным, принимать произведения никчемных писателей».[3] Другой вопрос почти что сам собой разумеется: «Оставить после себя достойное потомство — это благое дело. Дети наследуют телесную жизнь, книги же — это то духовное наследие, которое продолжит наше дело и после нас. Вот почему в наших Строматах[4] истина представлена смешанной с мнениями философов или, лучше сказать, покрыта и утаена, как съедобное ядро, ореховой скорлупой.
Это сочинение не является риторическим упражнением для публичного исполнения, но представляет собой скорее воспоминания, собранные на старость, средство от забвения, несовершенный образ и эскиз живых и одухотворенных речей мужей блаженных и достопамятных, которых я имел честь слушать».[5]
Далее — более подробно.
Метафизика имен собственных
Имена собственные — единственные из всех имен и избитых фраз, которые противостоят размыванию смысла, помогая нам изъясняться.
Эммануэль Левинас
Иоганн Георг Тиниус обладал необычной фамилией. (Вы же не всерьез примете «ус» на конце за типично саксонское окончание!) Но, как говорится, имен не выбирают. В точности так же, как присущий лишь одному индивидууму неповторимый аромат кожи, сладковато-приторный или же терпкий, нордический или же южный, так и имя собственное уподобляется некой оболочке человека; можно ведь вполне ограничиться одной лишь своей подписью, нередко она способна представить самого ее обладателя, и (я тут не собираюсь никого поучать) иногда она выглядит куда убедительней, нежели «я», самый надежный фундамент (fundamentum inconcussum, раз уж мы взялись за латынь.)
И когда Иоганн Георг чувствовал себя одиноким и беззащитным, он принимался вслух повторять свое имя, как если бы оно означало некую материальную среду, в которой он уверенно и без труда ориентировался. Я — Тиниус. Строго говоря, Тиниусу не следовало так уж полагаться на истинность своего имени, ибо то, что он нам по этому поводу сообщает, отнюдь не всегда убеждает.
Мой отец, Иоганн Кристиан, родом из деревни Киммеритц, что под Лукау в Нидерлаузице, где его отец пас овец, именно он был первым, кто принес нашу фамилию в Германию. Дело было так, что во время Испанских воин за престолонаследие, будучи семилетним мальчуганом, однажды утром он был обнаружен на большом войсковом тракте под Барутом, по которому постоянно шли войска, одетым в военную форму; он тогда показал, что ночью произошел большой переполох и что вследствие нападения неприятеля все подверглось страшной разрухе. Сам он укрылся во ржи, и с наступлением дня ему больше никто не попадался. Все разбежались. Имя свое он назвать смог и о своем отце показал, что тот, восседая на белом жеребце с саблей в руках, командовал полком. Точных доказательств тому нет. Имя — римского происхождения с различными приставками, например, Атиниус, Тициниус, Батиниус; истинное имя обнаруживается в Руфусе Тиниусе, возглавлявшем поход римлян на парфян. Теперь уже много таких имен в той местности под Берлином и курортных округах, и все они происходят от этого первого родоначальника.
Стало быть, миф о Тиниусе все же существовал. Весьма ловкая экстраполяция: простолюдин, командующий полком с саблей наголо, — эдакий Руфус Тиниус. (Так бы прозвучало толкование психоаналитика. Но психоаналитики нам ведь не по душе, разве не так?) Если спереди поместить букву «А», Тиниус превратится в Атиния, известнейшего народного трибуна, г. рожд. 130 до Р.Х. (Что же касается Батиния, тут моя энциклопедия бессильна. Есть, правда, один Жорж. На худой конец. Но: Тициний (не Тицинний) — а) древнеримский автор комедий, дошедших до нас лишь в виде фрагментов; б) Октавий Тициний Капито, римлянин, проявивший себя как на поприще наук, так и на государственной службе в период правления императоров Домициана и Траяна. (Так утверждает гражданский реестр предков. И никаких экстраполяций, по крайней мере никаких унаследованных, тут быть не должно, ибо Иоганн Георг сообщает о своем отце в биографии. Может, именно в этом ему как раз следует поверить — он ведь, по его утверждению, испокон веку питал величайшее «отвращение ко всему, что связано с аристократией».)
Фрэнклин Шоу попал в автомобильную аварию и очнулся на больничной койке, не в состоянии вспомнить ни пережитую катастрофу, ни людей вокруг себя, ни детали собственной биографии. Но постепенно память возвращается и все, казалось бы, встает на свои места: он работает в семейной юридической компании, вот его жена, братья, коллеги… Но Фрэнка не покидает ощущение: что — то в его жизни пошло не так. Причем еще до происшествия на дороге. Когда память восстанавливается полностью, он оказывается перед выбором — продолжать жить, как живется, или попробовать все изменить.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.
Головокружительная литературная мистификация…Неприлично правдоподобная история таинственной латинской рукописи I в. н. э., обнаруженной в гробнице индейцев майя, снабженная комментариями и дополнениями…Завораживающая игра с творческим наследием Овидия, Жюля Верна, Эдгара По и Говарда Лавкрафта!Книга, которую поначалу восприняли всерьез многие знаменитые литературные критики!..
Таинственная история НЕДОПИСАННОГО ПОРТРЕТА, связавшего судьбы слишком многих людей и, возможно, повлиявшего на судьбу Англии времен Революции и Реставрации…Единство МЕСТА, ВРЕМЕНИ и ДЕЙСТВИЯ? Нет. ТРИЕДИНСТВО места, времени и действия. Ибо события, случившиеся за одни сутки 1680 г., невозможны были бы без того, что произошло за одни сутки 1670 г., а толчком ко всему послужили ОДНИ СУТКИ года 1650-го!
Второе путешествие китайского мандарина из века десятого — в наши дни.На сей раз — путешествие вынужденное. Спасаясь от наветов и клеветы, Гао-дай вновь прибегает к помощи «компаса времени» и отправляется в 2000 год в страну «большеносых», чтобы найти своего друга-историка и узнать, долго ли еще будут процветать его враги и гонители на родине, в Поднебесной.Но все оказывается не так-то просто — со времени его первого визита здесь произошли Великие Перемены, а ведь предупреждал же Конфуций: «Горе тому, кто живет в эпоху перемен!»Новые приключения — и злоключения — и умозаключения!Новые письма в древний Китай!Герберт Розердорфер — один из тончайших стилистов современной германоязычной прозы.
Замок ди Шайян…Островок маньеристской изысканности, окруженный мрачной реальностью позднего Средневековья.Здесь живут изящно и неспешно, здесь изысканная ритуализированность бытия доходит да забавного абсурда.Здесь царят куртуазные нравы, рассказывают странные истории, изобретают удивительные механизмы, слагают дивные песни, пишут картины…Здесь счастливы ВСЕ – от заезжих авантюристов до изнеженного кота.Вот только аббаты, посланные в ди Шайян, почему-то ВСЕ УМИРАЮТ и УМИРАЮТ…Почему?!.