Чернобыль: необъявленная война - [25]

5. Почему были включены все восемь ГЦН? Здесь у А. С. Дятлова также нет никаких проблем. Он пишет: "Ничего мы этим не нарушали, есть в инструкциях такие режимы. Нет технических соображений, препятствующих параллельной работе насосов с постоянными оборотами и со снижающимися оборотами, запитанных от выбегающего генератора. Как только напор на насос снизится, так насос будет отключен его защитой. Ничем не отличается от обычной остановки насоса".

6. Вопрос о рабочих уровнях мощности. И здесь А. С. Дятлов демонстрирует по настоящему высокий профессионализм и уверенность в своей правоте: " По Программе уровень мощности ниже 1000 МВт. У нас перед ее проведением мощность была 200 МВт… Есть программы, для которых уровень мощности имеет значение. Так, проверку главных предохранительных клапанов нельзя проводить на малой мощности, поскольку при открытии клапанов давление в первом контуре начнет быстро снижаться и сорвет ГЦН. Для программы выбега ТГ уровень мощности значения не имеет никакого (выделено мною. — Е. М.), и мы с началом опыта реактор собирались глушить".

После аварии выяснилось, что "малая мощность для реактора РБМК-1000 наиболее опасна" (выделено мною. — Е. М.).

Дятлов уверенно продолжает: "Согласно станционной Инструкции по составлению программ должна быть указана мощность. По составлении Программы ясности не было, что будем выполнять непосредственно перед опытом, и установили 700… 1000 МВт как максимальную, а не минимальную мощность. Когда мощность упала при переходе по регуляторам, поднимать ее нужды не было. И для нормального реактора, исполненного согласно ПБЯ и ОПБ, никакого значения не имело. И ничего мы не нарушили вопреки утверждениям всех комиссий и информаторов".

Последние два предложения написаны по принципу: "А у вас негров вешают". Однако незнание Дятловым такого нюанса, что "малая мощность реактора РБМК-1000 наиболее опасна" ничем ему не грозит, так как в ПБЯ и ОПБ минимальные значения мощностей не прописаны. И это никак нельзя ставить в вину Дятлову. И еще раз прав А. С. Дятлов, когда пишет:… поступки наши надо оценивать не с колокольни теперешних знаний о реакторе, а исходя из действовавшей на то время документации с учетом уровня знаний о реакторе из всех доступных персоналу источников".

У А. С. Дятлова на все есть ответ:

"Была составлена и утверждена программа эксперимента. После катастрофы она тщательно анализировалась множеством специалистов, и никто не нашел никаких ошибок".

Но нет подтверждения: кто говорил и что говорили.

"Судебные эксперты пишут: по инструкции на включение ГЦН необходимо было пригласить представителя отдела ядерной безопасности. Они же просто не дочитали инструкцию, на которую ссылаются. Там сказано, что этого не надо было делать "до особого разрешения". А такое распоряжение было дано…

Кем дано? Когда дано? Не ясно.

Дятлов: "Программа эксперимента, скажем, была под контролем многих специалистов и говорить о том, что она была составлена неквалифицированно, неправомерно. Это первое. Второе. Говорят, что программа была несогласованна с руководящими органами. Да, это так, но инструкции, действовавшие в то время, этого не предусматривали".

Но ведь это максимальная проектная авария (МПА) да еще и на плохом реакторе. Как же без согласования? Где же профессиональная осторожность?

И, наконец, самый страшный и самый сильный козырь заместителя главного инженера по эксплуатации второй очереди, осуществлявшего общее руководство при испытаниях на Чернобыльской АЭС Анатолия Степановича Дятлова: "Очевидно, что катастрофа могла произойти при любой другой работе с таким реактором".

Здесь остается только развести руками и спросить автора программы и руководителя работ: "Так зачем же было проводить испытания на таком реакторе"?

Может быть А. С. Дятлов не знал о недостатках реактора РБМК-1000? Знал! Он сам об этом пишет: в 1986 году знал, по крайней мере, о пяти случаях, фактически о взрывах, в нашей стране".

Предложение об использовании выбега ТГ исходило в 1976 году от НИКИЭТа — главного конструктора реактора РБМК. Эта концепция была признана и включена в проекты строительства АЭС с реакторами такого типа. Однако четвертый блок Чернобыльской АЭС, как и другие энергоблоки с РБМК, был принят в эксплуатацию без опробывания этого режима, хотя такие испытания должны быть составной частью предэксплуатационных испытаний основных проектных режимов энергоблока. Следует отметить, что ни на одной АЭС с реакторами РБМК-1000, кроме Чернобыльской, после ввода их в эксплуатацию проектные испытания по использованию выбега ТГ не проводились ("Чернобыль. Пять трудных лет. МОСКВА: ИЗДАТ, 1992. С. 30).

Это первый довод, что надо быть осторожными.

То, что делали в ночь с 25 на 26 апреля — это максимальная проектная авария (МПА), то есть это максимальные нагрузки на реактор и максимальное напряжение для обслуживающего персонала, где требуется предельная осторожность и внимание. Это второй довод, чтобы быть начеку.

Дятлов в своей книге "Чернобыль. Как это было" пишет, что "на реакторе РБМК есть еще много ситуаций, о которых оператор узнает при обучении, ведущих к достаточно тяжелым авариям". А следовательно, еще раз о том, как важно быть осторожными.