Чернобыль: необъявленная война - [108]

К 10 часам утра 13 мая у стадиона находились и пожарная машина с командой, и машина с реагентами для проведения полупромышленных испытаний. Пожарную машину заправили реактивами. Остатки реагентов выгрузили. Солдат отправили по месту их дислокации, чтобы не облучать понапрасну. Молоденький лейтенант, руководивший группой, не скрывал своей радости, что доволен нашим решением. И военные, закончив свою работу, тут же уехали.

Из всей триады: "время, расстояние и защита" для нас наиболее приемлемым выбором было время. Необходимо было работать четко и быстро. Нервное возбуждение быстро прошло. Мы адаптировались. Взяли себя в руки. И все встало на свои места.

На объекте пожарные работали быстро и слаженно. Растворы упругой струей вгонялись в поверхности и рисовали на них радужные картинки. На другом объекте пена в течение нескольких минут сделала ландшафт неузнаваемым. При ярком солнечном свете картина представлялась удивительной. Небольшим кусочком Арктики! Не хватало только белых медведей. Вместо белых медведей были мы в белых комбинезонах.

После окончания работы быстро взяли мазки с различных поверхностей, чтобы по ним определить эффективность проделанной работы. На обратном пути я попросил остановить машину у дома, где до аварии жил И. К. Пичурин. Быстро добежал до парадной и бросил записку в почтовый ящик. В ней я выражал соболезнование всей его семье по случаю аварии на Чернобыльской АЭС. И выражал надежду на возможную встречу в будущем.

Была еще одна короткая остановка в Припяти. Б. В. Соловьев, по другому адресу бросил в почтовый ящик записку даме своего сердца.

Мы писали в прошлое. Но был нюанс. Ответ все-таки был возможен. Возможной оказалась и встреча с Иваном Пичуриным. В Припяти. В конце октября 1990 года.

Больше остановок не было. И мы вскоре возвратились в Чернобыль.

На следующий день из РИАНа получили результаты по дезактивации. Теперь следовало сесть и подвести некоторые итоги.

Шел от простого к сложному. Сравнил значения мощностей экспозиционной дозы радиоактивного излучения на одной из улиц Припяти и в открытом подъезде жилого дома. На улице значение МЭД составляло 70-250 мР/ч, в подъезде — 0,7–1,5 мР/ч. Естественно, что в других местах города и других подъездах, а также квартирах могут быть другие значения. Однако закономерность состояла в другом:

— в тех зданиях, где подъезды и форточки были закрыты на момент аварии, необходимость проведения дезактивации внутренних помещений отпадает или будет легко решена с помощью домашнего пылесоса;

— загрязнение улиц Припяти, дороги Чернобыль-Припять, а также "рыжего" леса и других мест обусловлено наличием радиоактивных частиц различной степени дисперсности, что и было подтверждено впоследствии.

Согласно официальным данным, полученным в 1987–1988 годах, при аварии в атмосферу было выброшено от 6 до 8 тонн мелкодисперсного топлива. Еще около 15 тонн таких частиц содержится внутри четвертого энергоблока. Они разделяются на два класса. Первый из них — относительно крупные частицы диаметром десятки микрон, образовавшиеся из одного или нескольких зерен двуокиси урана, по границам которых шло разрушение топливных таблеток в первые моменты аварии. Ко второму классу относятся более легкие частицы размером несколько микрон, сформировавшиеся в процессе горения графита, окисления топлива и взаимодействия его с окружающими материалами. Именно эти частицы определяют аэрозольную активность в помещениях четвертого блока Чернобыльской АЭС. И не только в помещениях четвертого блока, но и в 30-километровой зоне, и далеко за пределами Чернобыльской АЭС.

Прочность связи радиоактивных частиц (пыли) с различными поверхностями является незначительной, это также подтвердилось в результате проведения нашей группой опытно-промышленной дезактивации в Припяти в мае 1986 года.

Эффективность используемых методов дезактивации определяли по величине коэффициента дезактивации. Если очень просто: коэффициент дезактивации — это не что иное, как отношение исходной загрязненности поверхности (единицы загрязненности могут быть различными) к загрязненности этой же точки поверхности уже после проведения дезактивации. И чем больше эта величина, тем эффективнее способ дезактивации и тем чище отмыта поверхность.

Результаты дезактивации в целом подтверждали сравнительно низкую прочность связи радиоактивных загрязнений с поверхностями для всех методов. Но были и некоторые особенности. При использовании "сухого" покрытия для битумных поверхностей коэффициенты дезактивации достигали 100, а использование струйного и пенного методов не приводило к положительным результатам. Связано это с тем, что использование "сухого" покрытия позволяло удалять с битумных поверхностей и тонкий слой битума.

Теперь о том, что получилось. Приведенные результаты говорят об эффективности использования отдельных схем дезактивации. Однако существенного улучшения радиационной обстановки в месте проведения дезактивации не произошло. Мы дезактивировали поверхности, но не смогли при этом удалить аэрозольную "объемную" активность.

Подтверждений тому, что "объемная" аэрозольная активность реально существовала и оказывала существенное влияние на загрязнение других территорий за пределами Чернобыльской АЭС, существует множество. Первый и главный довод: