Чернобыль: История ядерной катастрофы - [121]

.

Этот меморандум мало способствовал преодолению противоречий между Украиной и ее западными донорами. Представители украинского правительства жаловались на недостаточный объем безвозмездных субсидий и на то, что западная сторона не уделила должного внимания вопросу о строительстве нового укрытия над четвертым энергоблоком. Международные организации и страны Запада (а также Япония) не спешили выделять деньги на строительство двух новых реакторов. Эксперты Европейского банка реконструкции и развития, одного из главных спонсоров связанных с Чернобылем проектов, считали, что вместо строительства новых разумнее потратить средства на модернизацию уже имеющихся реакторов. Кроме того, по их мнению, с учетом сократившейся потребности украинской экономики и промышленности в электроэнергии, введение в строй новых энергопроизводящих мощностей могло замедлить реформу энергетического рынка Украины и внедрение энергосберегающих технологий[491].

Но украинские власти настаивали на том, чтобы закрыть Чернобыльскую АЭС только после начала эксплуатации двух новых реакторов. Многие на Западе полагали, что украинцы блефуют. Подозрения только окрепли, когда после долгих проволочек, осенью 1996 года, Украина остановила первый энергоблок. В июне 1997 года на техническое обслуживание был остановлен третий энергоблок. С учетом того что второй энергоблок так и не был запущен после пожара, летом 1997 года станция была фактически выведена из эксплуатации. Это выглядело так, будто Украина закрыла ее, не дожидаясь поступления средств на постройку двух новых реакторов. Но украинцы и не думали лишать свою атомную промышленность Чернобыльской электростанции. В октябре 1997 года широко отмечалось ее двадцатилетие. Когда бывший директор станции Виктор Брюханов поднялся на трибуну, чтобы выступить перед ее сотрудниками, они устроили ему овацию. «Зал весь поднялся, хлопали так, что у меня заложило уши», – вспоминает жена Брюханова Валентина[492].

Чтобы показать серьезность намерений продолжить эксплуатацию Чернобыльской АЭС, в июне 1998 года украинцы запустили и подключили к сети остановленный было третий энергоблок, заявив, что он способен безопасно работать до 2010 года. Вслед за тем Украина обратилась к России, чтобы та помогла достроить два реактора, поскольку Запад с оказанием помощи медлил. Правительства западных стран были крайне озадачены внезапным поворотом Украины на восток, что было чревато продлением эксплуатации Чернобыльской АЭС на неопределенный срок, ослаблением стандартов безопасности на других украинских атомных станциях и финансовыми потерями западных компаний, которые рассчитывали принять участие в строительстве реакторов.

Страны Запада в этой ситуации не проявили единства. Французское и финское правительства под давлением национальных лидеров ядерной промышленности выразили готовность достроить украинские реакторы, тогда как правительство Германии было связано постановлением бундестага, запрещающим финансирование проектов в области атомной энергетики. Несмотря на возражения Германии и некоторых других стран, 7 декабря 2000 года Европейский банк реконструкции и развития принял решение предоставить кредит размером 215 миллионов долларов на завершение строительства двух украинских реакторов. Это решение сделало возможным выделение более чем полумиллиардного кредита от Европейской комиссии. Чернобыльскую АЭС можно было наконец закрыть[493].

15 декабря 2000 года, через восемь дней после того, как Европейский банк реконструкции и развития решил предоставить кредит, президент Кучма официально заявил об окончательном закрытии Чернобыльской АЭС. Выступая в Киеве перед международными делегациями, прибывшими на мероприятия по закрытию станции, он заверил слушателей, что впредь от Украины не будет исходить ядерной угрозы, и тут же добавил: «Мы верим, что Украине не придется раскаиваться в принятом решении». В самой Украине решение закрыть Чернобыльскую АЭС было воспринято крайне неоднозначно. За десять дней до заявления Кучмы Верховная рада проголосовала за то, чтобы в связи с возрастающей зимой потребностью в электроэнергии продлить срок эксплуатации третьего энергоблока до 2011 года. Лидер многочисленной коммунистической фракции в Раде высказал мнение, что решение о выводе станции из эксплуатации – «не государственное, а чисто политическое решение, направленное во вред национальным интересам страны». Но тяжелее всех закрытие станции переживали люди, которые на ней работали. Накануне закрытия, когда Кучма посетил третий энергоблок в компании российского и белорусского премьер-министров, а также министра энергетики США Билла Ричардсона, инженеры станции в знак протеста надели на рукава своих белых халатов черные повязки.

Александр Новиков, в то время начальник отдела ядерной безопасности Чернобыльской АЭС, вспоминает:

Эмоциональное состояние тех, кто находился на БЩУ-3 [блочном щите управления 3-м энергоблоком] в тот день, было очень тяжелым. Мужики, которые прошли огонь, воду и медные трубы, плакали навзрыд – это о многом говорит… Было, не боюсь признаться, чувство растерянности: я лично не понимал, чем я буду заниматься дальше… Второе чувство – чувство обиды… Третья составляющая – эмоциональная пустота, потому что проходило это все с каким-то недостойным пафосом, громко, можно даже сказать, празднично, но черные повязки на рукавах оперативного персонала, на мой взгляд, расставляли все на свои места в части нашего отношения к этому событию