Чернильная смерть - [110]

Зяблик с тревогой посмотрел вслед Якопо. Но Змееглав ткнул его в грудь отечным кулаком.

— Объяви сбор своим солдатам! — рявкнул он. — У меня для них есть работа.

— Работа? — Зяблик удивленно приподнял брови, припудренные серебром, как и парик.

— Да. Придется тебе для разнообразия поохотиться не на единорога, а на детей. Или ты хочешь спустить Черному Принцу, что он спрятал в лесу оборвышей Омбры, пока вы со Свистуном плясали, как ручные медведи, под дудку моей дочери?

Зяблик обиженно скривил бледные губы:

— Мы готовились к вашему прибытию, дражайший зять, и пытались поймать сбежавшего Перепела…

— Без особого успеха! — резко прервал его Змееглав. — К счастью, моя дочь сообщила нам, где его найти. И пока я буду ловить птичку, которую вы так великодушно выпустили, позаботься о том, чтобы доставить ко мне детей вместе с этим метателем ножей, который именует себя Принцем. Пусть он тоже посмотрит, как я сдираю кожу с Перепела. Его собственная шкура, боюсь, темновата для пергамента, так что придется выдумать что-нибудь другое. Но, к счастью, у меня в таких делах достаточно фантазии. Впрочем, у тебя тоже, как я слышал.

Зяблик покраснел, явно польщенный, хотя перспектива гоняться по лесу за детьми вдохновляла его заметно меньше, чем охота на единорога, — вероятно, потому, что эта добыча была несъедобна.

— Прием окончен. — Змееглав повернулся к шурину спиной и нетвердым шагом двинулся к дверям зала. — Пошли ко мне Коптемаза и Свистуна, — сказал он через плечо. — С отрубанием руки он, наверное, уже справился. И скажи служанкам, что Якопо поедет с нами в Озерный замок. Никто не умеет шпионить за Виолантой так, как ее сын, хотя она не особенно его любит.

Зяблик посмотрел ему вслед ничего не выражавшим взглядом.

— Как прикажете, — прокрякал он.

Змееглав еще раз обернулся, пока слуги торопливо распахивали тяжелые двери.

— Что до тебя, бледнолицый… (Орфей невольно вздрогнул). Я выезжаю с заходом солнца. Мой шурин скажет тебе, куда явиться. О слуге и палатке позаботься сам. Но горе тебе, если ты мне наскучишь. Из твоей кожи тоже можно сделать пергамент.

— К услугам вашего величества! — Орфей снова поклонился, хотя колени у него дрожали. Такой рискованной игры он еще никогда не вел. Да ладно! «Все будет хорошо, — подумал он. — Вот увидишь, Орфей. Эта история принадлежит тебе. Она написана специально для тебя. Никто не любит ее так, как ты, никто так не понимает — уж во всяком случае не старый дурак, который ее создал!»

Змееглав давно ушел, а Орфей все еще не трогался с места, словно зачарованный видениями будущего.

— Так ты, значит, волшебник. Надо же! — Зяблик смотрел на него, как на гусеницу, которая на глазах превратилась в черную бабочку. — Так вот почему единорога так легко было загнать? Он был ненастоящий?

— Он был самый настоящий! — ответил Орфей со снисходительной улыбкой. «Сделан из того же материала, что и ты», — добавил он про себя. Этот Зяблик все-таки невыносимый тип. Скорее бы снова заполучить слова, способные ожить, и он напишет ему самую нелепую, жалкую смерть. Может, отдать его на растерзание его собственным собакам? Нет, есть идея лучше. Пусть подавится куриной косточкой на одном из своих бесконечных пиров и упадет лицом в большую миску кровяной колбасы. Орфей невольно усмехнулся.

— Скоро тебе станет не до смеха, — прошипел Зяблик. — Мой зять терпеть не может, когда не оправдывают его ожиданий.

— Вам это, конечно, известно лучше, чем кому бы то ни было, — ответил Орфей. — А теперь, пожалуйста, покажите мне библиотеку.

Четыре ягоды

У меня на стене висит японская маска злого демона, покрытая золотым лаком.

Я сочувственно смотрю на набухшие вены на лбу, указывающие на то, как утомительно быть злым.

Бертольд Брехт. Маска[23]

Куница была хуже медведя. Она следила за ней, шипела мальчишке в ухо ее имя (тот, к счастью, не понимал) и гоняла отовсюду. Но вот Пролаза выбежал из пещеры вслед за хозяином, а медведь лишь приподнял тяжелую голову, когда она подскочила к миске с супом, которую одна из женщин поставила перед Черным Принцем. Суп легче всего отравить. Принц в очередной раз ругался с Хватом и повернулся к Мортоле спиной. Тут-то она и бросила в миску темно-красные ягоды. Пять крошечных ягодок — больше не требуется, чтобы отправить разбойничьего царя в другое царство, куда за ним не сможет последовать его медведь. Но в ту минуту, когда она готовилась выпустить из клюва пятую, к ней бросилась мерзкая куница, словно почуяла снаружи, что она тут затевает. Ягода выпала на пол и укатилась, и Мортола взмолилась ко всем злым духам, чтобы и четырех хватило для смертельного исхода.

Черный Принц. Благородный дурак. У него, видите ли, разрывается сердце при виде каждого калеки. Он ни за что не поможет ей заполучить книгу, позволяющую торговаться со Смертью. Но, к счастью, такие люди, как он, встречаются реже, чем белые вороны, и, как правило, умирают молодыми. Их не влечет то, что так волнует других: богатство, власть, слава… Черному Принцу до всего этого не было дела. Его волнует справедливость. Жалость. Любовь. Как будто жизнь не обходилась с ним так же жестоко, как с любым другим. Пинки и затрещины, боль и голод. Всего этого ему досталось в избытке. Так откуда же взялась переполнявшая его жалость к людям? Откуда — тепло его неразумного сердца, улыбка на темном лице? Просто он видел мир не таким, какой он есть, в этом все дело. И мир, и людей, которых так жалел. Ведь если видеть их такими, каковы они есть, что может побудить бороться за них, а тем более умирать?