Чернила - [17]

Барашкин большую часть времени был уверен, что губернатору нет нужды самому заниматься подобными мелочами. По гулким коридорам здания администрации города Б ходил осторожный слух, что Кравченко получает удовольствие от садистской игры в шахматы с людьми и пестует свой синдром Бога, а его карманный журналист – его пешка, дошедшая до противоположного края доски, его названный ферзь, его тайное оружие, которое, отслужив свое, идет на переплавку в червонцы. Барашкин пресекал этот бесполезный треп: то, что его начальник делает с этими креаклами, казалось ему невинной забавой, к тому же очень удобной и приносящей пользу. Если ему нравится заниматься этим самостоятельно и у него хватает на это времени, то *hy not?

Но иногда, когда ему приходилось отчитывать очередного неподконтрольного писаку за накаляканное, ему казалось, что Кравченко ему попросту не доверяет.

Всех, даже сильных мира сего, иногда одолевают вопросы без ответа.

Глава седьмая.

Анфиса с мазохистским упорством пыталась вспомнить свою вчерашнюю апатию после амфетамина. Она напоминала сиесту для мозга: приятная пустота, будто бредешь утром после классной вечеринки по лужку с лютиками, уставшая, но без тошноты и головной боли.

«Ничего этого больше не будет», - эта мысль стучала ей настырным молоточком в левый висок, - «в ближайшие два года точно». Сейчас все ее сознание заполняла невнятная субстанция, состоящая из могучего аромата антисептика, фекалий и пригоревшей молочной каши.

Она посмотрела по сторонам, на всех этих тупых и счастливых беременных самок, и вдруг ей показалось, что внутри у них копошатся черви, а не дети.

- Неудивительно, - пробурчала она себе под нос, - сырая рыба нынче в моде.

Она встала с больничной скамейки и побрела к выходу. Ее провожали сочувственные взгляды. Старая санитарка даже покачала головой и цокнула языком.

- Бедная, - тихо сказала она, - наверно, ребеночка потеряла…

Анфиса не помнила, как добралась домой.

За барной стойкой Вася и Зуля учили Алису играть в покер.

- Что такое эти ваши блайнды? - вопрошала она, - привет, Аська.

- Привет, - помахала ей Зульфия.

Вася, единственный во всем мире, кто всегда мог верно истолковать выражение ее лица, тревожно замолчал и выпустил карты из рук.

Анфиса скинула с себя туфли и куртку прямо на пол. Хорошо, что все они здесь: есть вероятность, что Вася оставит ее в живых.

- Я беременна и собираюсь рожать, - сообщила Заваркина тускло, ни к кому не обращаясь, - если ты заставишь меня делать аборт, я покончу с собой. Я не шучу.

Проговорив эти слова, Анфиса прошла к кровати и упала на нее плашмя. Она накрыла подушкой ухо, чтобы не слышать их разговоры, и отключила сознание.

Она решила оставить ребенка. Несмотря на недоумение, которое вызывали у нее дети, Заваркину всегда очаровывали рассказы об эмоциях, которые обуревают молодых мамаш. Все эти «чтобы ощутить, надо родить» интриговали ее донельзя: ей хотелось уж если не испытать эти чувства, то хотя бы понять их. К тому же, пожилая докторша и перепуганная ее истерикой медсестричка пообещали ей здорового и крепкого младенца.

Следующие пару часов Анфису никто не тревожил, и ей даже удалось задремать. Но когда спасительная подушка сползла с ее уха, голоса ворвались в ее сознание и заставили прислушиваться сквозь сон.

- Это очень маленький город, - сказала Зульфия, - ты все правильно делаешь.

- Мне понадобится твоя помощь, - сказал Вася. Его голос звучал глухо.

- Только не навешивай на меня ничего сверх моих возможностей, - забеспокоилась Зуля, но осеклась, - конечно, я о ней позабочусь…

Анфиса раздраженно зашевелилась. Ей не хотелось, чтобы какие-то решения относительно ее персоны принимались без ее участия.

- Я пойду, - засуетилась Зульфия, заметив ее телодвижения.

Анфиса выползла из кровати, только когда за ней захлопнулась дверь. Вася был полностью одет и собирал свои пожитки в большую дорожную сумку.

- Нам придется отсюда уехать, - он, не глядя на нее, отодвинул зеркальную дверцу шкафа и сгреб оттуда стопку футболок. Они глухо шмякнулись на дно сумки. - Я устроюсь на новом месте и заберу тебя.  Из моего бизнеса, как ты понимаешь, просто так не соскочишь, поэтому придется устроить маленький спектакль. С кульминацией где-нибудь в феврале. Зульфия о тебе позаботится.

- Кульминация в феврале, но уезжаешь ты прямо сейчас? – раздраженно уточнила Анфиса, устраиваясь на барном стуле и тщетно пытаясь поймать его взгляд.

- Да, уехать мне нужно прямо сейчас, - произнес он, сфокусировав взгляд на ламинатной пластинке у себя под ногами.

- Посмотри на меня! – вдруг заорала Анфиса.

Вася поднял на нее взгляд, и она оторопела. В его глазах цвета агата плескался страх, и этот  жуткий взгляд превращал его лицо в посмертную маску. Она видела его таким лишь однажды: когда он нашел ее избитой, с раскроенным черепом и изуродованным лицом, лежащую в луже крови в пустой классной комнате в Доме. Этот ужас на его лице, который она выхватила краешком затухающего сознания, отпечатался в нем навсегда.

Вася Заваркин был на грани нервного срыва.

Он не хочет иметь детей. Более того, он считает, что им нельзя иметь детей. Заваркины никогда не видели, какой должна быть нормальная семья, в которой ребенок вырастет психически здоровым человеком и адекватным членом общества с правом на счастье. Стало быть, родители из них получатся чуть похуже, чем из кукушки и мертвого богомола.