Черниговского полка поручик - [76]
Очевидец впоследствии рассказал, что когда одних расстреливали, тут же рядом три палача секли приговоренных к наказанию двумястами ударами плетью. «Вопли жертв, терзаемых палачами, — все это было похоже на какое-то адское представление, которое не в силах передать и которое приводило в содрогание самого бесчувственного человека».
Катя запомнила адрес, который ей назвал офицер, и на второй день по его совету направилась к «доброму» генералу со своей просьбой. «Неужели так ничего и не добьюсь?» — мучила мысль.
У калитки, куда она подошла, узнала, что в нем живет комендант Нерчинских рудников генерал Лепарский, о котором уже слышала от Ванды Казимировны.
Прислуга хозяина проводила Катю в приемную, велела обождать, пока господа пообедают. Она не подозревала, что пришла не та девушка, которую ждали хозяева, намереваясь взять себе горничную.
Генерал Лепарский в тот день получил донесение от Черниговцева из Зерентуя о том, что Сухинов покончил с собой, а его сподвижники, согласно императорской сентенции, казнены. За обедом рассказал об этом жене, которая уже не раз слышала о зерентуйском деле.
— Все же наш император милостив, — заметила она, пододвигая мужу тарелку с телячьими почками в соусе.
— Что ты имеешь в виду?
— Как же, не разрешил Сухинова повесить. Ты сам говорил, что заменил повешение расстрелом.
— Что касается Сухинова, то император уже однажды спас его от четвертования, даровал ему жизнь. Но, как говорят, сколько волка не корми… Не дай бог, если бы его затея удалась. Я даже боюсь подумать, что могло бы произойти. Слава богу, не свершилось… Видал его только раз, но, скажу тебе, посмотришь на него — и с первого взгляда угадываешь буйственную натуру. За короткое время он сумел подчинить себе даже головорезов… Никто прежде такое не сумел…
В столовую зашла служанка и сказала, что девушка, которую звали, ожидает в гостиной. Хозяйка не удержалась. На минуту вышла в гостиную, предупредила девушку, что будет принята сразу после обеда. Возвратясь в столовую, с лукавинкой в голосе сказала:
— Красавица расписная, только немного хмурая. Теперь я не знаю, как и быть.
— А что такое?
— Как что? Ты же знаешь, что я ревнивая и могу подумать бог знает что. Перед такой ваш брат не устоит…
— Вот еще глупости, — вытирая салфеткой руки, сказал генерал.
— Далеко не глупости. Будто за тобой не было греха…
— Довольно тебе напраслину расточать. Заканчивай обедать да зови эту девицу, поговорим, потом надобно отдохнуть малость; нонче тяжелый день был…
— У тебя каждый день тяжелый, о легких что-то не слыхала…
— И то верно. С тех пор, как понагнали сюда государственных преступников, считай, не было покоя…
Позвали Катю. Она остановилась у порога. Генерал сидел в кресле, в левой руке держал неприкуренную папиросу, а на правую склонил голову. Хозяйка стояла у стола. Стройная и красивая, в хорошо отутюженном ярко-синем капоте.
— Проходи, проходи, милая, садись, — вежливо пригласила она.
Катя сделала несколько шагов вперед, осторожно опустилась на край стула, недоумевая, почему ее так гостеприимно встречают.
— Я к господину генералу, — смущенно сказала Катя.
— К генералу или к генеральше — все едино, — улыбнулась хозяйка. — Но твое дело имеет больше касательства ко мне…
— У меня просьба к их превосходительству, — комкая в руках носовой платок, продолжала Катя.
— А мы полагали, что просьба у нас к тебе. По нынешним временам иметь хорошую горничную — дело непростое. Почитай, во всей Сибири нас двое, генерал-губернатор да я. Нам-то пускать в дом кого попало нельзя. Чего уж тут…
Катя поняла, что ее приняли за другую, еще пуще смутилась. Решила быстрей внести ясность:
— Ваше превосходительство, я пришла просить разрешение поехать в Зерентуй…
Хозяева удивленно переглянулись. Теперь и они поняли, что перед ними не та, за которую ее приняли.
Генерал сразу оживился. Пристально посмотрел на Катю, а она продолжала:
— Прошу вас, как милости, разрешить поехать туда.
— Вот оно что. Ты, значит, пришла проситься добровольно на каторгу? Да кто же ты такая есть? И по какой нужде тебе надобно в Зерентуй?
— Там живет мой… Я его… — Катя запнулась, не зная, как сказать.
— Государственный преступник аль прочий уголовник?
— Он осужден по декабрьскому делу. Ему вечная каторга определена. Я хочу поехать туда на постоянное жительство. Соблаговолите, в виде особой милости, разрешить мне разделить его изгнание…
Генерал чуть посуровел, бросил в пепельницу неприкуренную папиросу, встал.
— Как его фамилия?
— Сухинов, ваше превосходительство.
— Сухинов?! — удивленно переспросил.
Катя кивнула головой, впилась взглядом в лицо генерала и почувствовала что-то недоброе.
— Ты живешь здесь, в городе?
— Нет, я приехала из Малороссии.
— Вот оно что. Приехала, значит, — про себя сказал и прошелся по комнате, взглянув на жену, которая дважды перекрестилась и поспешила к выходу.
Генерал подошел к столу, рука его потянулась к колокольчику.
В столовую тотчас вошла служанка.
— Зови адъютанта, — и снова медленно зашагал по комнате. Потом остановился возле Кати: — Нет никакого смысла тебе туда ехать, красавица. Да и разрешение я дать не могу. Оное предписывает губернатор. Скажу еще раз, теперь уже нет надобности в твоем прошении. Насколько мне известно, названного тобой лица там более нет.
