Чернее, чем тени - [36]

Он покачал бокалом и тихо рассмеялся. Никто не решался что-то сказать, и все они слушали его сейчас.

— Может, в конце концов, — продолжил Феликс, — враг оказался настолько силён и страшен, что в неравной борьбе мы понесли ужасные потери и протестное движение безжалостно задавлено? Может, были массовые репрессии, и лучшие из лучших уже не с нами?

— Октистов сидит, — мрачно напомнил вдруг парень с широким простоватым лицом — один из тех, что стояли у дверей.

— Да, сидит, — согласно кивнул Феликс. — Потому что сумел как-то пробиться в официальную прессу и был там слишком разговорчив. Сидит, между прочим, по подложному обвинению, фактически ни за что. Ну и пусть себе сидит дальше, правильно? А мы будем по-прежнему собираться здесь и за что-то выпивать.

— Ты сам тоже пил! — обиженно выкрикнул кто-то.

— А я себя и не отделяю, — откликнулся Феликс.

— Лав! — обратился он вдруг к Лаванде, сразу же оказавшись рядом с ней. — Скажи-ка мне. Вот ты тут первый раз — как тебе наша сходка? А? Похоже это на подпольное собрание, как тебе представляется?

— Феликс… — тихо пробормотала она и отвела взгляд, не зная, что на это отвечать.

— Нет, я серьёзно. Похожи они — похож я — на подпольщиков?

— Феликс, я не знаю, — выдавила она. Лаванде сейчас впервые хотелось отойти от него подальше и всем видом внушать, что она не с ним.

Феликс рассмеялся:

— Да нет, я вижу, о чём ты думаешь. У тебя на лице читается, что видишь ты перед собой обычную светскую вечеринку. Развлекалово такое.

Лаванда так и не подняла взгляд. Но, кажется, Феликс как-то понял, наконец, без слов и отошёл от неё.

— Но может быть, вы нам что-то предложите, господин Шержведичев? — солидно осведомился теперь Пряжнин.

Белобрысый растрёпанный парень, с которым Феликс разговаривал до того, как начать своё неожиданное выступление, рассмеялся:

— А я знаю: Феликс предложит нам устроить митинг под окнами резиденции Нонине, не меньше.

— Нет, этого я предлагать не буду, — отозвался тот уже спокойно и как будто слегка устало. — Потому что это бессмысленно и ничего не даст.

Парень с улыбкой покачал головой:

— А кто-то, помнится, говорил, что в любом случае мы можем по крайней мере выразить протест.

— Угу, — кивнул Феликс. — Вспомни ещё что-нибудь из студенческих лет. Посмеёмся.

— Нет, вообще-то, — продолжил он с новыми силами, — если предположить, что будет как в легенде о Великом Стоянии… Кто-нибудь помнит, что такое Великое Стояние, господа?

Кто-то неразборчиво что-то пробормотал, почти все изображали на лицах напряжённое раздумье, но нет — похоже, они не помнили.

Феликс скривил рот в разочарованной усмешке:

— Ну да, всё из области былого мы помним плохо. Особенно, если оно имеет к нам отношение.

Лаванда вдруг вспомнила и неожиданно для себя подала голос:

— Там вроде было про маленькое войско, которое не дождалось подкрепления… И когда чужая армия уже подходила, они встали на перекрёстке дорог и начали кричать, что враг должен уйти… И вражеская армия действительно каким-то чудом развернулась и ушла.

— Да, почти, — Феликс кивнул. — Только это уже поздняя переработка. Изначально речь шла не о воинах, а об обычных людях, жителях страны. И прогнать им надо было не чужеземных врагов, а «захватчика, что из ниоткуда вышел и на трон уселся». То есть узурпатора.

Лаванда глядела на него в удивлении: она никогда раньше не слышала такой версии легенды. Да и остальные гости в зале, скорее всего, тоже.

— Вот если бы можно было выйти всем вместе на перекрёсток, покричать «Долой Нонине!» и она бы от этого ушла, мы бы, конечно, так и сделали. Но, — рассмеялся он, — как показывает исторический опыт, данный метод больше никогда не срабатывал. Так что да, давайте поднимем тост, — Феликс вновь приблизился к Пряжнину, патетически возвёл свой бокал. — Давайте поднимем тост за борьбу с Нонине. И давайте уж будем хотя бы проговаривать это, а не отделываться всякими «нашими делами». А то будто прячемся и боимся, что нас подслушают… За победу над Нонине.

— За победу…

32

Она делала пометки в блокноте, пытаясь не обращать внимания на левую руку. Записи очень мелкие и с особой системой сокращений, никто, кроме неё самой, это не разберёт. Конечно, блокнот хранился в ящике её стола, куда не осмелились бы сунуться, не будь даже ящик закрыт на ключ. Но дополнительная мера предосторожности никогда не будет лишней. Мало ли, что случится.

Планы. Надо ещё раз привести в порядок планы.

Отдельным пунктом, переходящим со страницы на страницу — ГГД. Воплощение её чаяний и надежд, воплощение её силы и власти, образ, который, всплывая перед мысленным взором, придаёт дополнительных сил. Никто не понимал больше, зачем она — странная, нелепая деревянная дорога на сваях, от края до края страны. Почему бы не сделать обычную автомобильную, с асфальтом?..

Ничего они не понимают и не поймут. Софи это мало волновало. Главное, дорога будет построена, великая, но бесплотная идея обретёт материальное воплощение. Она проляжет там, где должна пролечь, и останется на века. И, если не теперешнее, то уж точно будущие поколения оценят по достоинству дело Софи Нонине.

Пропаганда. Больше пропаганды. Напомнить, что ГГД должна быть построена — Главная Государственная Дорога страны, символ её единения и мощи. Бросить клич добровольцам: сколько-то их должно найтись. Спустить директиву фабрикам и заводам: если профильные предприятия переключатся со своих дел на госпроект и пошлют туда своих работников, неужели же они не справятся всем скопом. Можно даже объявить «Великое переселение»: надо ведь возрождать восток, и кому, как не вам, это делать, а уж государство вам поможет, в этом будьте уверены. За обещание лучшей жизни многие готовы будут переехать за Тусконку вместе с семьями и приступить к общему делу.