Чернее, чем тени - [35]

Это только теперь всё начало меняться, совсем недавно.

Лаванда уверенно кивнула своему отражению: да, всё как требуется, — и поспешила на выход. Феликс, наверно, уже её заждался. Как бы не решил отправиться сам, потеряв терпение.

Феликс, впрочем, ещё никуда не отправлялся, а только метался по кабинету — к столу, к открытому шкафу, к отодвинутому стулу, к стенке, опять к столу. К удивлению Лаванды, он был в деловой рубашке, впрочем, довольно мятой. Он то хватался за какие-то бумаги и разные мелочи, вроде зажигалки, распихивал всё по карманам, то вдруг бросал это и начинал кружить на месте в попытке застегнуть пуговицы на рукавах. Пуговицы выскальзывали, и Феликс тихо ругался. Наконец, он справился с ними и теперь только заметил Лаванду.

— Сказали, что будет какое-то важное лицо и чтоб я нормально выглядел, — объяснил Феликс раздражённо. — Я и так нормально выгляжу! Может, им и галстуки ввести в обязательном порядке или ещё какую-нибудь фигню?

Он сдёрнул со спинки стула пиджак, быстро накинул его и бросил Лаванде:

— Пошли.

— Феликс, — она остановила его, когда он уже порывался к дверям. — Подожди, ну не так же ты пойдёшь.

Пиджак Феликс надел сикось-накось. Лаванда оправила ему лацканы, чтоб они хотя бы не торчали под разными углами. Костюм, впрочем, всё равно сидел кое-как.

Феликс отдёрнулся было от её рук, но пресёк это движение: похоже, это был чисто инстинктивный жест против любого насильного вмешательства.

— Да знаю, знаю, — пробормотал он. — На мне все эти их дурацкие прикиды так смотрятся, — и добавил со странной гордостью. — Я не в офисе живу, в конце концов! Пойдём.

Феликс легонько хлопнул её по плечу и, не оглядываясь, устремился к дверям. Лаванда последовала за ним.

31

Сходка проходила на другой окраине — ближе к югу.

Их встретила большая и светлая квартира на верхнем этаже довольно нестарой высотки: с улицы было и не различить, что там, горят ли окна.

Феликс вызвонил нечто, напоминающее условный сигнал, и дверь открыл довольно приятный, хоть и немного женственного вида, молодой человек с зачёсанными назад светлыми волосами. Они с Феликсом пожали друг другу руку, оба явно были рады этой встрече. Затем светловолосый окинул внимательным взором Лаванду и вопросительно покосился на Феликса.

— Это моя кузина, — беззаботно кинул тот. — Она в общем в курсе, я решил, что ей будет не лишне поприсутствовать.

Светловолосый с улыбкой поклонился ей:

— Добро пожаловать, — глаза при этом мигнули цепко и бдительно: он словно поставил засечку на память.

Здесь были довольно низкие потолки, но зато квартира раздавалась вширь: множество комнат помещалось в ней, и почти везде уже были люди. Одни держали бокалы в руках, другие просто сидели на диванах и стульях, они разговаривали между собой — о чём-то своём, во что необязательно, да и как-то неловко было бы вмешиваться. Лаванду это вполне устраивало: так было проще и безопаснее. Можно было просто сидеть в сторонке и вслушиваться в их речи, даже, может быть, понимать что-то или не понимать вообще ничего, но так, чтоб об этом никто не догадался — не создавая помех и ненужной неловкости.

Феликс же, наоборот, казалось, пытался быть везде одновременно. Он оказывался то с одним, то с другим, что-то спрашивал, о чём-то шутил, смеялся и говорил, говорил, говорил… Складывалось ощущение, будто он дорвался до живительного источника после долгого перерыва.

Лаванда даже немного завидовала ему сейчас: как это ловко и с виду непринуждённо у него получалось — каждый раз находить нужные слова и жесты с любым из них и для каждого быть своим в доску. У неё никогда бы так не вышло. Впрочем, Лаванда особо к этому не стремилась и не из-за стеснения даже, а просто потому, что с этими людьми они заведомо были слишком разными, она заранее это понимала.

Одни заходили в комнату, другие выходили; небольшая компания примостилась у дверей — эти что-то тихо комментировали между собой, иногда поглядывая на зал; бокалов было уже много, они звенели друг о друга, оставлялись и брались заново; толпа покачивалась, вращалась, и Лаванда уже не разбирала кого бы то ни было в этой круговерти: все мелькали здесь попеременно, уходили вглубь и появлялись снова.

— Господа, — вдруг раздался звонкий голос, прорезавшийся сквозь гомон, и мужчина лет сорока, с бородкой и при полном параде, обратил на себя всеобщее внимание. — Господа, а не поднять ли нам тост за наше дело?

Все одобрительно загудели и уже подхватили движение его руки, но тут Феликс, оставив очередного кого-то в глубине зала, пробрался сквозь ряды к говорящему.

— За какое это «наше дело», господин Пряжнин? — с усмешкой протянул Феликс. — Какое именно «наше дело» вы имеете в виду?

Пряжнин воззрился на него с удивлением, растерянно забормотал:

— Ну как… Наше дело… То, чем мы занимаемся…

— То, чем мы занимаемся, — повторил Феликс, язвительно прищурившись. — Увеличением числа сообщений в ленте? Самопальными брошюрками а-ля еженедельник журфака? Может быть, пьянками?

Гудение сникло, закатилось куда-то. Феликс, не обращая на него внимания, продолжал:

— Да, пьянки нам удаются особо хорошо. Праздновать успехи мы умеем — сразу, не дожидаясь реализации, прямо как все эти торжества у Нонине. Ну так что, может, уже заметны какие-то результаты? Может, по нашему требованию отменили какой-нибудь излишне дурацкий закон? Или урезали полномочия официального правителя? Или может быть — свершилось, а я и не заметил! — Нонине уже не правитель?