Черная тень над моим солнечным завтра - [22]

Наши передовики-стахановцы Бодрющенко и Байбаков первыми ответили на призыв и обязуются ежедневно выполнять три нормы по кладке огнеупорного кирпича. За успешное выполнение своего задания они награждаются передовым красным знаменем строительства. Товарищи Байбаков и Бодрющенко, примите знамя!

Ирина вкратце передает инженерам содержание речи.

Бодрющенко и Байбаков проталкиваются вперед и смущенно берут кумачевый флажек.

Мак Рэд фотографирует торжественный момент.

Гудок объявляет конец обеденного перерыва. Митинг расходится. Захар Кузьмич иронизирует:

— Опять без баланды[7] остались…

— Молчи! Можно и от митинга быть сытым, — отвечает ему Макар Ильич.

Стахановцы в изорванной и замусоленной спецодежде несут красный флажок и укрепляют его на доменной печи.

Проходящие рабочие бросают иронические реплики.

— Бодрющенко и Байбаков заработали!

— Дурак и красному рад!

— Потише. Не то услышит сексот[8]… будет тебе за священный красный цвет, — произносит пожилой степенный рабочий.

* * *

С лица стахановца катится пот. Его быстрые движения напоминают потерявшую управление машину. Поймав налету брошенный кирпич, он быстро смазывает раствором и молниеносно кладет один за другим.

— Ну, как, товарищи стахановцы? Работа спорится? Сколько норм выполнили? — спрашивает Коробов.

— Да около грех, товарищ секретарь! — отвечает Бодрющенко.

— Поднажмите, товарищи! До вечера еще нужно четвертую норму дать. Ваши портреты уже заказаны… Если сегодня выполните четыреста процентов — получите всесоюзную известность.

— Поднатужимся, товарищ Коробов!… Только вы нам записочку в закрытый распределитель устроили бы. Штаны купить не мешало бы… исхудились дюже, — и стахановец показывает голое тело, просвечивающее сквозь многочисленные дыры.

— Выполните задание, а уж о штанах я лично позабочусь, Не сдавайте темпы… На вас сейчас обращены взоры всего завода. До свиданья!

— До свиданья, товарищ секретарь!

— Ну, как ты думаешь. Штаны мы теперь купим? — спрашивает Байбаков, глядя вслед уходящему Коробову.

— Обещал пан дать кожух, но только слово его было теплое, — иронически отвечает народной пословицей, флегматичный украинец Бодрющенко.

* * *

— Где здесь домна номер три? — спрашивает бегущий фоторепортер товарищ Кислов.

— Вон там… где красное знамя, — отвечает встречный рабочий.

— Товарищи Бодрющенко и Байбаков! Я по поручению партийного комитета, нашей заводской и центральной печати. Разрешите вас увековечить на фото.

— Что ж… это можно! — отвечает чумазый Бодрющенко, вылезая из отверстия печи. Однако непрезентабельный вид героев социалистического труда не удовлетворяет эстетических требований фоторепортера. Он недовольно бормочет:

— Это совершенно не фотогенично!

Однако фоторепортер долго не раздумывая, применяет испытанное средство и снимает свой пиджак.

— Одевайтесь! — приказывает он Байбакову.

Установив стахановца на фоне высящихся доменных печей, репортер режиссирует:

— Теперь сделайте веселое лицо.

Но на угрюмом и грубом лице Байбакова никак не получается хорошая мина.

— Ну, разве можно так… Неужели вы не можете улыбнуться?

Но для стахановца это оказывается труднее, чем выполнить четыре нормы: его лицо от напряжения становится»кирпично-красным.

— Снимаю. Делайте веселое лицо… Жить стало лучше, жить стало веселей…

Бодрющенко заливается неудержимым саркастическим смехом.

— Прекрасно. Готово. Благодарю вас… Теперь позвольте мой костюм.

Рабочий нехотя снимает костюм репортера.

— Хороший пиджак…

— Видать из экспортного материала!

— Известное дело. Они там ближе к власти… А тут четыре нормы давай… — чешет за ухом Бодрющенко, глядя вслед удаляющемуся репортеру.

— Давай и давай!

* * *

На строительство домны номер три совершает паломничество начальник строительства, иностранные консультанты, Шахматов и Ирина.

— Здравствуйте, товарищи! Ну, как идет футеровка?

— Хорошо, товарищ главный инженер, Третью норму кончаем, — фамильярно отвечает Бодрющенко.

Шахматов взглянув на работу морщится. Проверив по отвесу он видит; что облицовка печи из огнеупорного кирпича совершенно волнистая и обращает внимание Шеболдаева и Мак Рэда.

— Кладка имеет погиб и совершенно не годится… Она грозит аварией всей печи, — заявляет Мак Рэд.

— Разобрать! — приказывает Шеболдаев.

— Да и впрямь нагородили… — соглашается Байбаков, почесывая затылок.

— Что же вы, товарищи стахановцы, погнавшись за

тремя нормами забыли, о качестве? — Укоряет Шахматов.

Шеболдаев прочтя аншлаг возмущается.

— Товарищ Коробов! Бодрющенко и Байбаков — бракоделы! Они испортили драгоценные магнезитовые плитки.

— Не может быть!?

— Только что комиссия экспертов в моем присутствии установила это, — показывает Шеболдаев в сторону трех инженеров.

— Ах, вот что! Комиссия! Вы знаете, что срываете с таким трудом организованное стахановское движение…

— Мы только что были на домне номер три и смотрели их работу в присутствии начальника строительства и иностранных консультантов. Совершенно недопустимая футеровка грозит аварией всей печи и принята быть не может ни в коем случае, — хладнокровно и обстоятельно объясняет Шахматов.

— Ах, так! Мы будем говорить в партийном комитете! — вскрикивает Коробов, обращаясь к Шеболдаеву, одновременно бросая уничтожающий взгляд на Шахматова.