Черная шаль с красными цветами - [28]

— Подумай, Федя, уже не колется. Еще полмесяца — и стану я бородатым дедом.

— Молод для деда, — улыбнулся Федя. — И глаза и лицо — все молодое…

А когда Федя переоделся в праздничное да подпоясался плетеным пояском с кисточками, Илья широко и радостно открыл глаза:

— Ух ты! Словно из сказки удалой молодец!

Федя и сам чувствовал, как ладно выглядит, но от слов Ильи покраснел, не привык, чтобы мужчина вот так, восторженно, хвалил.

— Пойдем обедать, Илья, ждут нас. Им навстречу вышел в черной сатиновой рубахе дядя Дмитрий, родной брат Фединой мамы.

— Но, здравствуйте. Вчера не застал вас, рано легли с устатку, уж сегодня поздороваемся, — и он пожал им обоим руки.

За столом все были одеты празднично, и взрослые и дети. Светло-зелёное, ярко красное, малиновое, голубое, ослепительно-желтое, с вышивкой, с оборками, нарочитыми складками, — все краски праздника светились в большой комнате, где вокруг громадного стола, на скамьях, венских стульях и широком деревянном диване сидела Федина родня.

Дядя Дмитрий из старинной медной ендовы с носиком налил полный стакан светло-коричневого солодового пива и подал с поклоном бабушке:

— Отведай, матушка, да скажи, годится ли младшим кушать.

Бабушка поднесла стакан к губам, бережно отпила чуток, склонив голову набок, почмокала, пробуя первый вкус, потом отпила полстакана.

— С богом, детушки, съедобно. Сама ставила, своего хулить не станешь… И улыбнулась смущенно, возвращая стакан сыну. Тот наполнил еще раз и подал тете Насте.

— Что ты скажешь, Настена? Настя только-только пригубила:

— То же скажу: мама варила, невкусно не бывает.

— Теперь мой черед, — серьезно сказал дядя Дмитрий и опустошил стакан, крякнул, вытер усы и бороду: — Славно, славно.

Затем он протянул стакан Илье:

— Пожалуй, Илья, не знаю вот по отчеству…

— Яковлевич, — подсказал Федя.

— Илья Яковлевич, отведай нашего пива, дальний гость.

Илья отведал и похвалил. Федя отказался:

— Не стану сейчас и пробовать, опьянею, боюсь. А мне надо к Якову Андреичу идти, отец две шкурки дал, куньих, продать нужно.

— Но, в праздничный-то день? А может, на завтра отложишь?

— Завтра обратно надо, домой. Дел много, отец ждет.

— Да и что ж что праздник, — рассудительно сказал дядя Дмитрий. — Купец своего барыша и в праздник не упустит. Яков допьяна не напивается, а и выпьет — ума не пропивает. Но ведь обманет, прохвост. Тем более летом. За бесценок возьмет.

— А я ему не поддамся, — пообещал Федя.

— Сходи, сходи, коль невтерпеж, наш Яков всем хорош, и много у Якова товару всякого, но боле всего хитрости да жадности, обманет, да еще и руку пожмет, благодетель наш, бог ему судья… — рассмеялся дядя Дмитрий.

Илья промолчал, хотя Федя ждал с его стороны каких-то слов. Обедали. Жирный мясной суп, кулебяки, пшенная каша с маслом, да еще шаньги с творогом, со сметаной, с крупой. Вроде сыт уже, сыт, дальше некуда, а тут еще кисель! Федя украдкой посматривал на Илью, тот отказался от второго стакана пива, но в остальном безотказно дошел до киселя и каждое блюдо похваливал или спрашивал, как такое готовят, и, видно было, вопросы его и похвалы приятны бабушке. Уф, кончили есть. Илья встал и поклонился бабушке отдельно и тете Насте отдельно:

— Спасибо вам, хозяюшки, все вкусно было очень. Но — не перекрестился. Даже на иконы не глянул. И Федя увидел, как поразило это бабушку: как это может быть, чтобы человек благодарил с поклонами, а перекреститься не догадался. Все ведь от бога, все от него, ему и благодарность главная, душевная. Она ничего не сказала, только губы сжала плотнее. Поэтому Федя, когда встал, сначала один раз перекрестился и поклонился — за себя, потом второй раз перекрестился и поклонился иконе — как бы за Илью. Чтобы бабушке не обидно было за бога…Вышли охладиться на вольный воздух. Дядя Дмитрий сказал:

— Мне бы и самому надо к Якову, ой как надо. Старое ружье спортилось, новое придется покупать. Но без денег вот как не хочется к купцу идти, на должника он пуще других жмет… Так и тяну со дня на день. А осенью деваться некуда, придется кланяться.

— А что с ружьем? — спросил Илья.

— Курок не взводится. Видать, пружина сломалась. Починить у нас некому. Если что по дереву — тут умельцев пруд пруди. А по железу — никого нету. Лесная сторона…

Дядя Дмитрий вздохнул.

— Вы принесите, я посмотрю, — сказал Илья. У дяди Дмитрия глаза зажглись надеждой:

— Может, когда имел дело? А правда, посмотри, мил человек. — Он быстро поднялся в сени и вынес оттуда длинноствольную пистонку. — Вот видишь, курок болтается. А пистонка что надо, хорошо попадал…

Илья взял ружье, потрогал курок, приложив ухо к замку.

— Надо замок разобрать и взглянуть. Есть ли у вас какие инструменты? — обратился он к Дмитрию. Тот развел руками:

— По дереву если- всё есть. А по железу… Пойду, поищу.

Вернулся дядя Дмитрий с берестяной коробкой.

— Вот всё, что есть.

Илья порылся в коробке, вытащил оттуда молоток, клещи, напильник, несколько крупных гвоздей. Затем попросил топор и чурку. Топор он с силой вогнал в чурку, получилось подобие наковальни. Илья сел на лавку и установил чурку промеж ног. Выбрал самый большой гвоздь. Сначала загнул шляпку, затем стал орудовать напильником.