Чёрная радуга - [58]

Через минуту Вадим уже стоял ошарашенный посреди вполне материальной комнаты, залитой лунным светом и отсветами мерцающих свечей. У его ног лежал Клаус, грудь которого высокого вздымалась. Он дышал!

— Клаус! Друг! Как ты? — упал на колени Вадим. — Ну же, скажи что-нибудь!

Он стал трясти друга, припадать ухом к его груди, пытаясь понять, на самом ли деле он жив или Вадим выдает желаемое за действительное. Но вот мальчик открыл глаза и удивленно посмотрел на друга.

— Он… Он был здесь… — прошептал Клаус.

— Был! — кивнул Вадим, едва сдерживая улыбку и слезы счастья. — Он едва твою душу не украл, дубина ты!

— Это был не мой дядя, — продолжил Клаус.

— А кто же? — удивился Вадим.

— Он не узнал меня! Он меня не узнал…

Далеко внутри дома хлопнула дверь. Мальчики замерли, прислушиваясь к слабым старческим шагам.

— Это тетушка! — зашипел на друга Клаус. — Она проснулась!

— Что же делать? — испугался Вадим. — Она же увидит свечи, она найдет нас. Что будет!

Друзья затушили свой фонарь и спрятались в углу, где было достаточно темно. Свечей было слишком много, чтобы все их успеть затушить.

— Свечи! — шептал перепуганный Клаус.

— Ханг с ним! — успокаивал его друг.

Ручка двери медленно повернулась, и едва различимый скрип заставил затаить дыхание. Тетушка открыла дверь.

Мальчики сидели тихо, прижимая к себе сумки с недоеденными припасами и веревкой, которая так и не пригодилась.

— Ой! Ой! — запричитала тетушка. — Что это такое?!

Она сделала шаг внутрь комнаты, но тут же остановилась.

— Что ты пила сегодня, дурында? Опять свой абсент? Тебе же врач говорил, что от него могут случаться галлюцинации. Говорил? Ну, ты и дурында, каких свет не видывал! Тьфу-тьфу-тьфу! Сгинь!

Тетушка неожиданно развернулась и как ни в чем не бывало отправилась к себе. Она аккуратно закрыла за собой дверь, но шагов слышно не было. Через мгновение дверь опять открылась, и послышался разочарованный голос женщины:

— Не прошло! Наверное, много выпила. Ох ты ж горе какое, старость не радость! Полынь совсем мой разум выела!

И она снова закрыла дверь. На сей раз было отчетливо слышно, как она вернулась к себе и захлопнула дверь.

— Нам повезло! — в темноте сверкали белые зубы Клауса.

— Невероятно! — лишь шептал пораженный Вадим. Он был уверен в том, что все закончится куда хуже. — Все, гасим свечи и домой!

Клаус кивнул. Он поднялся и вдруг замер.

— Со мной все вроде в норме, — улыбнулся он. — Может быть, мне все приснилось, а ты издеваешься надо мной?

— Дуралей! — шикнул на него Вадим. — Пошли!

Они затушили все свечи, клапаны, которыми приглушали их свет, сложили в углу комнаты, а свечи, растекшиеся по полу восковыми озерцами, кое-как отскрябали, скатали в шарики и взяли с собой. Быстро открыли окно и выпрыгнули в сад.

Поселок походил на останки мертвого животного. Он был погружен во тьму и нигде не было слышно ни единого звука. Никакого! Гнетущая тишина, почти звенящая. Когда они добежали до развилки, где необходимо было расстаться, Вадим спросил:

— С тобой точно все в порядке? Может, тебя проводить?

— Нормально, не надо! — отмахнулся Клаус. — У меня до сих пор мурашки по коже бегают да во рту так сухо, что казалось бы весь Южный Фок выпил залпом. Но в целом все путем! Я доберусь!

— До завтра! — бросил Вадим.

— До завтра! — ответил Клаус и побежал налево, в сторону дома Гординов.

Вадиму нужно было проделать чуть больший путь. Он бежал все быстрее, осознавая с каждым мгновением, что морок не ушел, что он находится где-то рядом. К тому же все произошедшее настолько ошеломило мальчика, что он сам себе не мог до конца объяснить, как такое возможно. Странный мир разноцветных шлейфов, пятен, облаков и туманов. Непонятные ирреальные сущности, живущие своей жизнью, танцующие в пространстве, подобно воздушным змеям. Возможно, всему виной его страх. Тот самый, с которым он боролся и который он, в конце концов, победил.

Но одной победы было мало! Страх снова сгущался над ним, гнался за ним по пятам, настигал его своими сумрачными щупальцами. Страх вечен, побеждать его нужно каждый день, каждый час, каждую минуту, чтобы он вновь не овладел твоим сердцем.

Но сил бороться больше не было. Сейчас сил хватало лишь для одного — бегства.

Вадим как никогда мечтал увидеть свою маму. После всего пережитого — странного, пугающего, необъяснимого — очень хотелось припасть к теплому мягкому животу матери, почувствовать ее нежные руки на своей голове, треплющие непослушные вихры. Она бы говорила ему о чем-нибудь, — все равно о чем! — а он бы лежал и слушал ее голос, и слышал этот успокаивающий голос в ее животе, проходящий через все ее тело, какой-то глубокий, утробный, всесильный.

Родные, знакомые с детства запахи сплетались вокруг него в невероятный клубок, единственный и неповторимый, аромат самого Барндома. Теперь, когда он так ярко чувствовал запахи, когда некая пелена, отделявшая его от этого мастерства, лопнула, когда он сам выхватил из рук судьбы свой дар — дар нюхача — он ощущал запах родного Барндома, который теперь не спутает ни с чем. И где бы Вадим ни был, куда бы его ни занесла в будущем судьба, он всегда узнает этот запах, он всегда сможет глубоко вдохнуть и ощутить в какой стороне располагается его родной Барндом. Если, конечно, запахи настолько вечны и всесильны.