Чёрная радуга - [18]

— И все это хотел вручить вам лично мэр, — продолжал Вадим.

— Мэр? Лично? — не верил ушам начальник.

— Конечно, в присутствии горожан и членов островного парламента…

— Ух ты!

— И еще слышал, что даже подумывают памятник вам ставить, — едва сдерживая смех, Вадим уже не мог остановиться.

— Мне? Да за что, помилуйте меня раматы!

— За ваш вклад в возрождение почтовой службы, поимку преступников и бесперебойное снабжение граждан острова свежей корреспонденцией.

Господин Камба замер, словно боясь разрушить свое счастье — такое хрупкое, такое эфемерное. На его круглом румяном лице отразился полет мысли, не знающий границ. Его фантазия, прежде загоняемая в самый темный уголок сознания, неожиданно вырвалась на волю, почувствовала неожиданную свободу. И господин Камба уже не в силах был сдержать этот порыв самолюбования. Он видел, как многочисленные рабочие возводят монументальное изваяние на площади…

— А на какой площади это будет?

— Что?

— Где будет памятник стоять?

— Ах, памятник! — кивнул с улыбкой Вадим. — Непременно на площади 12 апреля, чтобы подчеркнуть связь ваших заслуг с заслугами ваших предшественников, которые боролись с народами Реки и нагами за объединение империи.

Площадь 12 апреля! Рабочие продолжают возводить его монументальное изваяние на площади 12 апреля. Он сам лично следит за ходом работ… Нет, его срочно вызвали в Иреку, и он ничего не знал о готовящемся событии. В Иреку его, конечно же, хотел видеть сам император Идо Хитрый. Возможно, сам император отмечает труд господина Камба на благо империи. А по возвращении тот обнаруживает необычайный сюрприз — на площади его родного города собралась толпа горожан, построены помосты для первых лиц Кантая и почетных гостей праздника. Он и сам сидит в ложе, но ничего не знает. И все скрывают от него причину торжества. Он волнуется, не может понять, в чем дело. И лишь жена успокаивает его: «Все отлично! Тебе понравится!» И вот торжественный момент настал. Мэр рассказывает, каким отличным гражданином является господин Камба, сколько всего хорошего он сделал для своего родного города. Непременно он оценивает его предприимчивость, его высокие моральные устои, которыми вовсе не блещут многочисленные дипломаты и коммерсанты новой волны. И после длинной речи, в которой отмечается лишь небольшая часть добродетелей господина Камбы, с изваяния сдергивают белоснежное покрывало, и он видит… себя. Он такой огромный, что изваяния цеппелинов ему по колено. Он поглаживает их рукой, словно овец, которых пасет на лугах ренсъелей. Все хлопают в ладоши, гремит марш, а жена шепчет ему на ухо: «Я помогала скульптору работать над твоей попкой!» Господин Камба улыбается, щиплет ее за грудь и целует в щеку.

Возможно, далее фантазии начальника Почтовой службы империи приобрели бы более откровенное эротическое содержание, однако он неожиданно натыкается своим взглядом на улыбающуюся морду летчика Вадима Химмеля. И мрачная тень затягивает не только круглое лицо господина Камбы, но и импровизированный праздник по случаю открытия памятника, проходящий в его мыслях.

В следующий миг Самый маленький дирижабль в почтовой службе орет во все горло на хохочущего летчика:

— Вон! Вон отсюда!

Разнорабочие в ангаре слышат этот крик и поворачивают головы в сторону административной пристройки. Они видят фигуру разгневанного начальника, который держит в руках глобус и сотрясает им в воздухе, словно настоящий великан, заполучивший в свои руки целую планету. От этой сцены всем становится не по себе.

— А ну вернись, негодник! — орет господин Камба.

— Я здесь, господин Камба! — улыбается Вадим, вновь возникая на пороге кабинета.

Но его довольная физиономия настолько не сочетается с жутким душевным состоянием начальника почтовой службы, на глазах которого рушится иллюзорный памятник, возведенный в его мечтах, что он вновь орет во все горло:

— Вон! Чтобы глаза мои тебя не видели!

— Слушаюсь, господин Камба! — охотно соглашается летчик.

В следующий момент ему вслед летит увесистый глобус. Господин Камба вскидывает руки и хохочет, словно бы уничтоживший весь мир злодей. Грохот глобуса и жуткий смех начальника почтовой службы приводит весь персонал в такое замешательство, что каждый сотрудник срочно стремится оказаться в самом дальнем углу ангара. К тому же туда, как нельзя кстати, заплывает последний цеппелин. Это возвращается из полета пилот Асурито.

* * *

В раздевалке несколько летчиков уже окружили Клауса и, затаив дыхание, слушали его рассказ. Как правило, большая часть летчиков несла ежедневную вахту, облетая близлежащие города и поселения. На дальние дистанции назначались опытные почтовики, которые, ко всему почему, могли похвастать наиболее мощными цеппелинами. После соответствующего указа императора, почти все почтовые службы империи вынуждены были распрощаться со своими лучшими воздушными судами. В этой связи назначение летчиков на дальние либо сложные по каким-либо причинам маршруты стало проблематичным. Взять ту же почтовую службу Кантая, организованную господином Камба. Прежде у него были слаженные пары — Вадим с Клаусом, Валка с Лави и Асурито с Дольфом, — которым он мог доверить наиболее протяженные западные маршруты — на Мескатон, Куни или даже Будо. Имперские приставы лишили цеппелинов — к слову сказать, отличных цеппелинов! — двух команд: Вадима с Клаусом и Асурито с Дольфом. Не помогли ни связи Камбы с влиятельными людьми Кантая и восточного побережья Сораяки, ни прямое родство самого Асурито с мэром города. Приказ императора не обсуждался, а сами приставы были на редкость неподкупны. Ясно дело, понабрали этих ребят из несговорчивых сугаваров. Этих хлебом не корми — дай приказ и потребуй выполнения в срок. Не люди — машины! Да и на вид они такие мощные и угрюмые, что особого желания настаивать на своем не возникает.