Черная метка - [25]

— Позвоните мне, — бросила Андерсон, словно приказывая.

За ней, зашипев, плотно закрылись двери. Я подняла трубку внутреннего телефона и вызвала Розу.

— Где Чак? — поинтересовалась я.

— Бог его знает, — ответила Роза, не пытаясь даже скрыть свое презрение к нему.

— Найдите его и скажите, чтобы немедленно явился сюда. Он меня уже достал. И отмечайте его телефонные звонки. Регистрируйте все.

— Я всегда так делаю.

— Он дождется, что я его уволю, — сказала я Марино, повесив трубку. — Ленивый и абсолютно безответственный, а раньше он таким не был.

— Он стал еще более ленивым и безответственным, чем раньше, — поправил меня Марино. — Этот парень что-то задумал, док. И кстати, к твоему сведению, он пытается поступить на работу в полицию.

— Вот и хорошо, — заметила я. — Можете забирать его.

— Он один из тех, кто сходит с ума по форменной одежде, оружию и мигалкам, — сказал Марино, когда я стала расстегивать мешок.

Голос Марино начал терять уверенность. Он изо всех сил пытался сохранить самообладание.

— Ты как? — спросила я.

— Нормально.

Оглушающе ударило зловоние.

— Черт возьми! — выругался Марино, когда я сняла покрывающие тело простыни. — Проклятый сучий ублюдок!

Иногда тела разлагались до такой степени, что становились сюрреалистичной смердящей смесью неестественных цветов и запахов, способной вывернуть человека наизнанку или послать в обморок.

Марино отбежал к столу, стараясь быть как можно дальше от каталки, и я едва смогла удержаться от смеха. Он выглядел очень смешно в хирургическом одеянии. Когда он натягивал бахилы, то шаркал, как бы скользя по полу, а поскольку хирургическая шапочка с трудом умещалась на его лысеющей голове, она сморщивалась, как гофрированная бумага. Через пятнадцать минут Марино, как правило, сдергивал ее.

— Он же не виноват, что находится в таком состоянии, — напомнила я.

Марино не обращал внимания на мои слова, запихивая в нос воздушные фильтры.

Двери открылись, и вошел Чак Раффин, держа в руках рентгеновские снимки.

— Не стоило приводить сюда постороннего, а потом исчезать, — сказала я Раффину гораздо сдержаннее, чем следовало бы. — Особенно начинающего детектива.

— Я не знал, что она начинающая.

— А ты что думал? — спросил Марино. — Она появляется здесь в первый раз и выглядит лет на тринадцать.

— Это точно, что она плоскогрудая. Позвольте доложить, что мне такие не нравятся, — заявил Раффин с важным видом. — Внимание, лесбиянки! Тревога! Тревога! Тревога!

— Мы не оставляем посторонних наедине с телами, не прошедшими исследования. В том числе полицейских. Опытных или неопытных. — Мне хотелось немедленно уволить его.

— Знаю. — Он хотел показаться сообразительным. — О. Джей Симпсон и подброшенные улики.

Раффин был высоким стройным юношей с апатичными карими глазами и непослушными, вечно растрепанными светлыми волосами, придававшими ему взъерошенный вид, который так нравится женщинам. Ему не удалось сразу очаровать меня, и он больше не пытался этого сделать.

— Во сколько пришла детектив Андерсон? — спросила я. Вместо ответа он прошелся по залу, щелкая выключателями проекторов. Они засветились тусклым светом.

— Извините, что опоздал. Я разговаривал по телефону. У меня болеет жена.

Он уже столько раз оправдывался нездоровьем жены, что она была или неизлечимо больна, или страдала синдромом Мюнхгаузена, или находилась при смерти.

— Наверное, Рене не осталась… — начал Раффин, имея в виду Андерсон.

— Рене? — прервал его Марино. — Не знал, что вы с ней так близко знакомы.

Раффин по одному начал вынимать рентгеновские снимки из больших коричневых конвертов.

— Чак, во сколько пришла Андерсон? — повторила я.

— Если точно… — он на мгновение задумался, — то где-то после восьми.

— И ты впустил ее в морг, зная, что все будут на совещании? — спросила я, в то время как он вставлял рентгеновские снимки в проекторы. — Зная, что в морге никого не будет, что на столах лежат документы и личные вещи?

— Она никогда не была в морге, поэтому я устроил ей короткую экскурсию. Кроме того, с ней был я. Заодно посчитал таблетки.

Он имел в виду бесчисленное количество таблеток, которые были прописаны и поступали к нам вместе с трупами. Раффин должен был подсчитывать их и отправлять в канализацию.

— Ух ты, — воскликнул он, — только посмотрите на это!

Рентгенограммы с разных углов показывали металлические скобки на левой стороне челюсти. Они были видны так же ясно, как швы на теннисном мячике.

— У «человека из контейнера» была сломана челюсть. Этого достаточно, чтобы его опознать, доктор Скарпетта?

— Если нам удастся раздобыть старые снимки.

— Это всегда нелегко, — сказал Раффин. Он делал все, чтобы отвлечь меня, поскольку понимал, что попал в неприятность.

Я просмотрела нечеткие формы носовых пазух и костей, но не увидела других переломов, деформаций или странностей. Однако, когда очистила зубы, обнаружила дополнительный бугорок Карабелли. На всех молярах имеется четыре центра кальцификации. На этом их пять.

— Что такое Карабелли? — осведомился Марино.

— Какой-то человек. Не знаю, кто он. — Я указала на зуб. — Верхняя челюсть. Лингвальные и мезиальные или направлены в сторону языка и вперед.