Черная метка - [23]

— Кто-нибудь видел мои авторучки? — спросила я. — У меня не осталось ни одной. Роза, где авторучки «Пайлот»? В пятницу у меня лежала по крайней мере одна коробка. Я хорошо помню, потому что в последний раз покупала их сама. И Боже мой, «Уотерман» тоже пропал! — Я же предупреждала, чтобы вы не оставляли в столе ничего ценного.

— Пойду покурю, — сказал Марино. — Я по горло сыт этими офисами для некурящих. В твоем заведении полно трупов, а государство беспокоится о курении. А как насчет паров формалина? Пара вдохов этой штуки убивает лошадь.

— Черт побери! — Я с грохотом задвинула один ящик и выдернула другой. — И догадайтесь, что еще пропало? Болеутоляющее, пудра и антиперспирант! — Теперь я разозлилась по-настоящему.

— Деньги на кофе, мобильный телефон Клеты, завтраки, а теперь ваши ручки и аспирин. Теперь я беру сумочку с собой, куда бы ни пошла. В офисе начинают называть этого вора «похитителем тел», — сердито проговорила Роза, — что я ни в коей мере не нахожу смешным.

Марино подошел и обнял ее.

— Дорогая, нельзя обвинять того, кто хочет похитить твое тело, — ласково прошептал он ей на ухо. — У меня возникло такое желание с тех пор, как я впервые положил на тебя глаз, когда начал учить дока всему, что она знает.

Роза с притворной застенчивостью чмокнула его в щеку и положила голову на его плечо. Неожиданно она показалась мне печальной и очень старой.

— Я устала, капитан, — тихо сказала она.

— Я тоже, дорогая. Я тоже.

Я взглянула на часы.

— Роза, сообщи, пожалуйста, всем, что совещание откладывается на несколько минут. Марино, пойдем поговорим.

Курилкой служил угол на лестничной площадке, где стояли два стула, автомат с кока-колой и старая, побитая пепельница, которую мы с Марино поставили между нами. Он закурил, и я испытала знакомый приступ стыда.

— Зачем ты пришел? — спросила я. — Разве вчера было мало проблем?

— Я думал о том, что вчера вечером сказала Люси. О моем теперешнем положении. О том, что меня перевели в патрульные, что я ни для чего не пригоден, что я конченый человек. Если хочешь знать правду, я не могу с этим смириться. Я детектив и был им почти всю жизнь. Не приучен работать в форме, док. Не могу работать на таких идиоток, как Диана Брей.

— Поэтому в прошлом году ты сдал экзамен по расследованиям на месте происшествия, — напомнила я. — Тебе не обязательно оставаться в полицейском управлении. Или вообще служить в полиции. У тебя более чем достаточно лет выслуги, чтобы уйти на пенсию. Ты сможешь работать по собственным правилам.

— Не обижайся, док, но мне не хочется работать и на тебя тоже. Ни на временной основе, ни в качестве привлеченного специалиста — ни в каком качестве.

Штат выделил мне две должности следователей, и они еще не были заняты.

— Я хочу сказать, что у тебя есть выбор. — Я была немного обижена его отказом, но старалась этого не показывать.

Марино молчал. Я подумала о Бентоне, увидела его глаза, а потом он исчез. Почувствовала холодную тень Розы и испугалась потерять Люси. Представила, что старею и как люди постепенно уходят из моей жизни.

— Не оставляй меня, Марино, — попросила я.

Он не ответил сразу, а когда повернулся, его глаза горели.

— Провались они все пропадом, док. Мне никто не может советовать, чем заниматься. Если я хочу расследовать дело, я, черт возьми, буду его расследовать.

Он сбросил пепел с сигареты, явно довольный собой.

— Мне не хочется, чтобы тебя уволили или понизили в должности.

— Мне не могут дать должности ниже той, которая у меня уже есть, — ответил он в новом приступе гнева. — Меня нельзя понизить в звании, а назначения хуже моего теперешнего просто не существует. Пусть увольняют. Но знаешь что? Меня не уволят. А знаешь почему? Потому что я уйду в Энрико, Честерфилд, Ганновер — в любой округ. Не представляешь, сколько раз меня просили возглавить отдел расследований в других управлениях.

Я вспомнила о незажженной сигарете в руке.

— Некоторые даже предлагали должность шефа полиции. — Марино, будучи оптимистом, в любых обстоятельствах умел находить светлую сторону.

— Не обманывай себя, — сказала я, ощутив терпкий вкус ментола. — О Боже, не могу поверить, что опять начала курить.

— Я никого не обманываю, — ответил он, и я почувствовала, как на него, словно грозовой фронт, надвигается депрессия. — Просто иногда кажется, что попал на другую планету. Никогда не встречался с существами вроде Брей и Андерсон. Кто они такие?

— Женщины, жадные до власти.

— У тебя есть власть. У тебя гораздо больше власти и возможностей, чем у них или кого-нибудь другого, включая большинство мужиков, но ты не такая, как они.

— Сейчас у меня не так много власти, во всяком случае, над собой. Этим утром не смогла даже сдержаться у себя во дворе, разговаривая с племянницей, на виду у ее напарницы и, возможно, нескольких соседей. — Я затянулась. — И мне от этого больно.

Марино наклонился ко мне.

— Мы с тобой единственные, кого волнует разлагающееся тело там, внизу. — Он показал на дверь, ведущую в морг. — Андерсон наверняка не соизволила прийти. Она не собирается смотреть, как ты его вскрываешь.

Его взгляд заставил меня похолодеть. Марино был доведен до отчаяния. У него не осталось ничего, кроме дела, которому он посвятил всю жизнь, да еще бывшей жены и сына, ставшего для него чужим. Он обладал телом, о котором не заботился и которое вскоре обязательно отплатит ему. У него не было ни денег, ни вкуса в том, что касалось женщин. Он не знал ничего о политкорректности, был неряшлив и ругался как сапожник.