Черная метка - [24]

— Ты прав в одном, — сказала я. — Тебе нельзя ходить в форме. По сути, ты позоришь управление полиции. Что это на твоей рубашке? Опять горчица? И галстук слишком короткий. Дай-ка посмотреть на твои носки.

Я нагнулась и подняла обшлага его форменных брюк.

— Так и есть. Они разные. Один черный, другой темно-синий.

— Не позволяй мне втянуть тебя в неприятности, док.

— У меня и так достаточно неприятностей, Марино, — ответила я.

Глава 11

Один из наиболее бесчеловечных аспектов моей работы заключался в том, что неопознанные останки становились «торсом», «женщиной из багажника» или «супермужчиной». Им присваивали обезличивающие имена, лишавшие человека индивидуальности так же беспощадно, как смерть. Если я не могла идентифицировать поступивший труп, то рассматривала это как личную неудачу. Я складывала кости в банковские ящики и хранила в шкафу в надежде, что когда-нибудь смогу определить, кому они принадлежат. Месяцами и годами держала неповрежденные тела и части тел в холодильниках и не передавала для похорон в безымянные могилы, пока не истекала последняя надежда выяснить, кто были эти люди, или не оставалось свободного места в морге. Мы не могли вечно хранить покойников.

Труп, предназначенный для вскрытия тем утром, назвали «человеком из контейнера». Он был в очень плохом состоянии, поэтому я предполагала, что его не придется долго держать. Когда труп уже настолько разложился, процесс гниения не может остановить даже холодильник.

— Иногда не представляю, как ты это выдерживаешь, — проворчал Марино.

Мы находились в раздевалке, примыкающей к патолого-анатомическому театру, и ни герметичные двери, ни бетонные стены не могли полностью блокировать запах.

— Тебе не обязательно присутствовать при вскрытии, — напомнила я.

— Не пропущу его ни за что на свете.

Мы облачились в двойные халаты, перчатки, бахилы, хирургические шапочки и маски с защитными стеклами. У нас не было противогазов, потому что я в них не верила. И кроме того, ни один из моих подчиненных не осмеливался тайно пользоваться носовыми фильтрами, хотя копы делали это постоянно. Если судебно-медицинский эксперт не может справиться с неприятными аспектами своей работы, он должен найти себе другое занятие.

Более того, запахи были важны. Каждый мог рассказать собственную историю. Сладковатый запах мог означать применение этилхлорвинола, а хлоралгидрат напоминал запах груш. Присутствие обоих препаратов могло указывать на передозировку снотворных, а запах чеснока — на мышьяк. Фенолы и нитробензол напоминали соответственно об эфире и гуталине, а этиленгликоль пахнет точно так же, как антифриз, потому что это он и есть. Выделение потенциально значимых запахов из ужасного зловония грязных тел и гниющей плоти очень напоминает археологические изыскания. Концентрируешься на том, что есть, а не на жалком состоянии материала.

Декомпозиционный зал, как мы его называли, был уменьшенной копией патологоанатомического театра. Там была установлена отдельная вентиляционная система, стоял свой холодильник и единственный передвижной патологоанатомический стол, который можно было пристыковывать к большой раковине. Все, включая шкафы и двери, было изготовлено из нержавеющей стали. Стены и пол облицованы водостойким акриловым покрытием, способным выдержать самую суровую мойку чистящими средствами и хлоркой. Автоматические двери открывались с помощью больших стальных кнопок, на которые можно было нажимать не пальцем, а локтем.

Когда за нами закрылись двери декомпозиционного зала, я испуганно вздрогнула, увидев там Андерсон, присевшую на краешек стола. Каталка с упакованным в мешок распухшим телом стояла в центре зала. Труп — это улика. Я никогда не позволяла детективам оставаться наедине с необследованным телом, по крайней мере после того, как в деле О. Джей Симпсона в ненадлежащем исполнении обязанностей обвинили всех, кроме подсудимого.

— Что вы здесь делаете, и где Чак?

Чак Раффин, отвечавший за работу морга, давно должен быть здесь, проверяя хирургические инструменты, маркируя пробирки и подготавливая все нужные документы.

— Он впустил меня и куда-то отошел.

— Впустил вас и куда-то отошел? Как давно это случилось?

— Минут двадцать назад, — ответила Андерсон, напряженно глядя на Марино.

— Неужели я вижу носовые фильтры, или это мне только кажется? — ласково осведомился тот.

На верхней губе Андерсон осталась капелька вазелина.

— Видишь промышленные дезодораторы там, наверху? — Марино небрежно указал на специальную вентиляционную систему в потолке. — И знаешь что, Андерсон? Она ни черта не поможет, когда расстегнут этот мешок.

— Я не собираюсь здесь оставаться.

Это было очевидно. Она даже не надела хирургические перчатки.

— Здесь нельзя находиться без защитной одежды, — сказала я.

— Я просто хотела предупредить, что буду разговаривать со свидетелями. Когда обнаружите причину смерти, сообщите мне по пейджеру, — заявила она.

— Каких свидетелей? Брей посылает тебя в Бельгию? — спросил Марино. Защитное стекло его маски запотело от дыхания.

Я ни на секунду не сомневалась, что она пришла сюда, в это не слишком приятное место, не для того, чтобы о чем-то меня предупредить. Андерсон появилась у нас с какой-то другой целью, не имеющей отношения к этому делу. Я посмотрела на темно-красный пластиковый мешок, надеясь убедиться в его нетронутости, и подумала, что у меня начинается мания преследования. Взглянув на настенные часы, увидела, что уже почти девять.