Черная маска. Избранные рассказы о Раффлсе - [35]

Мысленно я видел, как тащу Раффлса к его инвалидному креслу, попутно отчитывая его строгим голосом. И слышал, как он шёпотом благодарит меня по пути домой. Этот случай будет первым, когда я поистине спасу Раффлса от неприятностей, и я даже хотел, чтобы это произошло, настолько я был уверен в каждом своём шаге. Моё отношение к происходящему сменилось на противоположное, когда цепь моих размышлений привела к ясному плану. Я был уверен в том, что предприму, и поэтому мог без лишнего опасения наблюдать за Раффлсом. И было на что посмотреть.

Он уверенно, но бесшумно шагнул к входной двери, где чуть подождал, готовый позвонить, если дверь откроется, а если кто-то появится в поле зрения, сделать вид, что уже позвонил. Но ему не пришлось нажимать на кнопку звонка. В одну секунду его нога оказалась на почтовом ящике, а левая рука на притолоке двери. И хотя я был его давним сообщником и имел наготове отличное объяснение, я заволновался! Крепко вцепившись левой рукой, он откинулся назад, перенеся на неё весь вес, вытянул до предела правую руку вверх и наружу и благополучно ухватился за край низкого балкончика.

Я отвёл глаза и глубоко выдохнул. Служанка убирала со стола в освещённой комнате, а площадь всё ещё была безлюдна. Какое же счастье, что сейчас был конец сезона! Во многих домах было темно. Я вновь перевёл взгляд наверх и увидел, как Раффлс перекидывает левую ногу через балконные перила. В один миг он исчез в одном из выходящих на балкон окон до пола, а в следующий – включил в комнате электрический свет. Не лучшая идея, но так я хотя бы мог видеть, что он делает. Но венец глупости был ещё впереди. Всё это безумное и бессмысленное действо было разыграно, как я сразу понял, а он потом признался, ради единственного зрителя – меня. Безумец вновь появился на балконе, театрально поклонившись, как шут – в чёрной маске!

Я было двинулся прочь с пустым инвалидным креслом, но вернулся. Я не могу бросить дорогого Раффлса, даже если бы хотел этого, но я должен буду попытаться объяснить и его маску, если он не догадается снять её вовремя. Это будет сложной задачей, но мне придавало оптимизма то, что ограбления не часто начинаются с прогулки в инвалидном кресле, а остальное пусть объясняет доктор Теобальд. Тем временем Раффлс, по крайней мере, отошёл от балкона, и теперь я мог видеть только его голову, пока он заглядывал в кабинет по другую сторону комнаты. Это было похоже на оперу «Аида», в которой одновременно исполняются две сцены: одна в подземелье, другая в храме над ним. Точно так же моё внимание теперь разделилось между Раффлсом, скрывающемся в верхней комнате, и супружеской парой за столом внизу. Внезапно, когда мужчина, пожав плечами, вновь наполнил свой бокал, женщина встала со стула и направилась к двери.

Раффлс стоял наверху у камина. Он взял одну из фотографий в рамке с каминной полки и изучал её сквозь прорези своей дурацкой маски, которую он всё ещё не снял. Похоже, она ему понадобится. Леди вышла из комнаты, закрыв за собой дверь, а её муж ещё раз наполнил свой бокал. Я бы предупредил Раффлса криком, чтобы прервать гибельное для него созерцание фотографии, но именно в этот момент, как назло, по нашей стороне площади неспешно вышагивал не кто иной, как констебль. Всё, что мне оставалось, это грустно посмотреть на инвалидное кресло и спросить у констебля который час. «Видимо, меня продержат тут всю ночь», – обронил я и только когда эти слова сорвались с моих губ, я понял, что они уничтожили заготовленные мною варианты объяснения происходящего. Осознав это, я похолодел. К счастью, враг шёл по тротуару, с которого он мог увидеть разве что потолок гостиной, если бы решил взглянуть в сторону дома. Он отошёл ещё не слишком далеко, когда женщина открыла дверь в гостиную и ахнула так громко, что я услышал её на другой стороне улицы. И никогда мне не забыть последующую сцену в освещённой комнате с низким балконом и французскими окнами.

Раффлс стоял лицом к лицу со смуглой красавицей, профиль которой – такой, каким я увидел его впервые в электрическом свете – вырезан в моей памяти, словно камея. Безупречная линия лба и носа, короткая верхняя губа, идеальный подбородок – черты, которые чаще можно увидеть в мраморе, чем во плоти. Она и стояла недвижно, как мраморная, а точнее, светло-бронзовая, ибо таков был цвет её кожи и, насколько я мог видеть, она ничуть не побледнела, не задрожала, лишь грудь её поднималась и опускалась. Так она стояла, не дрогнув перед грабителем, который, мне думается, первым мог бы оценить её храбрость. Я был настолько этим восхищён, что не мог понять, как Раффлс не смутился перед такой смелой женщиной. Но так не могло долго продолжаться. Женщина презрительно смотрела на него, а он стоял неподвижно, держа в руке фотографию. Затем быстрым решительным движением она повернулась не к двери или звонку, а к открытому окну, через которое вошёл Раффлс. А ведь этот проклятый констебль был всё ещё рядом! До сих пор оба молчали, но тут Раффлс что-то тихо произнёс и при звуке его голоса женщина обернулась. Раффлс смиренно смотрел на неё, сорвав маску.