Черепаховый суп. Корейские рассказы XV-XVII веков - [50]

А у того, что шел сзади, — лицо светлое, как река осенью, и глаза сверкают, словно алмазы. На нем одежды страны Чу, а стихи он читает на языке страны Чу. Конечно же, это он — сподвижник чуского Сян-вана.[320]

Они приблизились к князю, поклонились.

— Мир велик, но в нем нет места для нас — и вот мы бродим по белу свету. Прослышав о ваших высоких достоинствах, мы явились сюда просить разрешения построить здесь город и поселиться в нем. Можем ли мы питать надежду?

— Для достойных людей, — ответил им князь, — я не пожалею земли.

И тотчас приказал:

— Примите с почестями этих пришельцев, и пусть мастер Камень поможет им построить здесь город.

Незнакомцы почтительно поблагодарили князя и удалились.

С той поры князь только и думал, что об этих двух людях. Он даже приказал одному из приближенных непрерывно читать «Чуские строфы»,[321] дабы не забыть о пришельцах. Ничем другим он уже не интересовался.

В девятую луну князь отправился к Грудному морю самолично взглянуть, как строится новый город. Берег был окутан туманом, по небу ползли мрачные тучи… На берегу он увидел множество людей, которые с грустными, скорбными лицами ходили взад-вперед, не останавливаясь ни на минуту. Это были те, кто строил город. За работой надзирал Фу-су[322] — непокорный сын циньского Ши-хуана, ему помогал Мэн Тянь.[323] Под началом у них было около четырехсот сонби[324] — тех самых, которых заживо похоронил циньский тиран. Работали они не очень споро, но город построили в срок.

Глины и камней при строительстве использовали не много, поэтому работалось легко: не нужно было возить глину и перекатывать камни. Пришельцы хотели сначала построить большой город, но земли не хватало. Потом решили строить маленький. Но тогда пришлось бы все постройки размещать внутри города. В конце концов был построен обычный город. На севере он упирался в Тайшань, а на юге доходил до Бохайского моря. Территория его начиналась у Эмэйских гор.[325] Весь он был такой унылый и грустный, что и назвать его решили Городом Печали.

В центре города возвышалась башня «Память прошлых деяний», в крепостной стене было четверо ворот: Ворота Преданности, Ворота Борьбы, Ворота Невиновности и Ворота Разлуки.

Князь переправился через море, поднялся на башню и велел открыть все ворота, дабы осмотреть город. Уныло светила луна, тоскливо завывал ветер. В воротах крепости толпились люди — на лицах у них были написаны обида, недовольство, скорбь.

Князь уселся и приказал писцу Кисточке[326] составить подробное описание Города Печали. Роняя слезы, Кисточка принялся за дело.

Прежде всего князь взглянул на Ворота Преданности. Что же он видит?

Все вокруг покрыто инеем и блестит, словно под солнцем. Перед его взором — благородные герои и преданные вассалы, отдавшие жизни за своих кумиров. И среди них два самых знаменитых. Первый — Гуань Лун-фэн, сложивший голову в Краснояшмовом дворце за то, что осмелился осудить злодея Цзе-вана.[327] Второй — Би Гань.[328] Тиран Чжоу вырвал из его груди сердце и сжег его тело, ибо герой восстал против его жестокостей.

Был там и полководец Цзи Синь, который, переодевшись ханьским Гао-цзу, сдался в плен чускому вану,[329] за что и был сожжен. Рядом с ним Чжугэ Лян[330] — в халате, вышитом журавлями, и в знаменитой своей шляпе, в руках у него веер из белых перьев.

И еще были там герои и подвижники, чей гнев вызвало провозглашение Цао Пэя императором и возведение Юн Чи в сан удельного вана.[331]

Там был и Фань Цзэн — тот самый, что на пиру в Хунмэнь в ярости разбил на мелкие кусочки яшмовый ковш, дар страны Хань, и умер, оставшись верным Сян Юю.[332] И был там полководец Гуань Юй — длиннобородый красавец верхом на горячем скакуне, в бледно-зеленом халате, с тяжелым мечом на поясе. Это его перехитрил Люй Мэн в Цзяндуне.[333]

Тут были мастер свиста Юэ Ши и клявшийся у весла Цзу Ти, а также Чжан Сюнь, Сюй Юань, Лэй Вань-чунь, Нань Цзи-юнь и многие другие прославленные герои и преданные вассалы.[334] Все они погибли, не достигнув заветной цели, — уж такова была безжалостная воля Неба! Но до самой смерти они были преданы своим идеалам — даже тогда, когда пыль от коней иноземцев-захватчиков затмила солнце, когда одно за другим рушились царства. Нань Цзи-юнь отрубил себе палец, но не разделил с врагом трапезу; Юэ Фэй был оклеветан врагами, но остался честным и преданным вассалом.[335] Вот уж истинно: честный человек тверже камня!

Цзун Цзэ молил вана прислать ему подкрепление, но тот не прислал — и храбрый воин погиб.[336] Как могло Небо знать об этом и безмолвствовать?

И был там Вэнь Тянь-сян — даже пред лицом смерти он не изменил своим убеждениям.[337] Там был Лу Сю-фу, кончивший жизнь в бурных волнах, когда переносил он на спине своего вана, спасая ему жизнь.[338]

А в самом конце стояли люди в корейском платье — Сон Саммун и Ю Ынбу[339] — в веках прославили они свои имена беспредельной преданностью государю и верной службой отчизне.

И много там было еще замечательных людей, вошедших в историю, — всех их невозможно перечислить.

Затем князь обратил взор на Ворота Борьбы. Там дул свирепый ветер и гремел гром. В воротах толпились трагически погибшие доблестные полководцы и удалые бойцы.