Череп императора - [30]

Несмотря на довольно холодный дождь, монахи со своим обходом что-то не торопились.

— Вы буддист? — от нечего делать поинтересовался я у китайца.

— Нет, что вы, — настороженно улыбнулся Дэн. — Я член партии. В смысле КПК — компартии Китая. Но у меня была бабушка, которая была ревностной буддисткой. Соблюдала все ритуалы. Когда я был маленький, мои родители жили вместе с ней и я иногда подглядывал за тем, как она ставит свечи, кланяется, по четкам читает мантры… О ней знала вся улица, и соседские мальчишки даже дразнили меня «Дэн — внук буддийской бабушки». — Китаец громко засмеялся, обнажив торчащие вперед плохие зубы. — Впрочем, у нас в Китае буддизм не такой, как в Тибете. Похожий, но не такой.

Из-за противоположного угла монастыря показалась насквозь вымокшая процессия. Протрубив на прощание еще разок — ох и мерзкий же вой у этой раковины! — они прошагали внутрь храма. Толпа прихожан устремилась за ними. Мы с Дэном вошли последними.

Первое, что я почувствовал, был запах. Странный, абсолютно не похожий ни на что знакомое. Такой, что, вдохнув его, сразу понимаешь: это тебе не просто так. Это, понимаешь, «Место распространения…» — и все в таком роде. Пахло загадочными благовониями, джунглями после тропического ливня, ядовитыми, но неимоверно прекрасными цветами и китаянками-стриптизерками из дешевых кабаков Шанхая. В общем, пахло так, как только и могла пахнуть Азия.

Внутри дацан оказался огромным, с пушистым ковром на полу, высоченными потолками и золоченой статуей Будды у дальней от входа стены. Посреди зала были расставлены низенькие скамеечки и разложены свитки — не иначе как с текстами тибетских заклинаний⁷. Из боковых дверей неслышно вышли ламы — человек двадцать. Все в разного цвета плащах и наголо бритые. Самый младший выглядел лет на шестнадцать. Самому старшему, судя по его виду, было где-то под триста.

Чинно прошествовав на свои места, монахи уселись и развернули свитки. Служба началась.

Я сидел у самого входа на чудовищно неудобной скамье и тихонечко пощипывал себя за ладонь. Двадцатый век, блин, европейский мегаполис Санкт-Петербург. Будний день, ничего необычного не происходит. Просто двадцать с лишним тибетских монахов сидят и нереально низкими голосами распевают свои развеселые заклинания.

Монахи кутались в совсем тоненькие плащи. Они раскачивались из стороны в сторону, перебирали сандаловые четки и закатывали глаза. От их совместного, какого-то носового гудения высоко под потолком позвякивали стекла. Поверить в то, что где-то совсем неподалеку идет обычная, нормальная жизнь, что где-то люди идут на работу, соблюдают правила дорожного движения, едят макароны и запивают их пивом «Балтика», казалось почти невозможным.

Я покосился на Дэна. Тот с непроницаемо-вежливым лицом наблюдал за происходящим. Судя по всему, ему служба неподдельно нравилась. Мне — уже нет. Скамья для прихожан была сконструирована с таким, очевидно, расчетом, чтобы каждый на ней сидящий особенно остро почувствовал: наш мир — наихудший из всех возможных. Сиденье было узким, в две ладони шириной. Спинки не было вовсе, и позвоночник упирался прямо в холодную и жесткую стену. Волей-неволей начнешь прикидывать — а как бы это, блин, тебе переместиться отсюда куда-нибудь по возможности в нирвану.

Минут через тридцать после начала я не выдержал.

— Долго еще будет продолжаться служба? — спросил я, склонившись к самому уху Дэна.

— Минут сорок, — ответил он, не отрывая глаз от монахов.

Я малость опешил. Сколько? Он что — издевается надо мной? Неужели он собирается высидеть до конца? Да-а, сказывается воспитание буддийской бабульки.

Праведная ненависть к нехристям-буддистам с каждой минутой все сильнее закипала в моем сердце. Когда она окрепла настолько, что смогла пересилить все вместе взятые остатки хорошего воспитания, я кинул на Дэна извиняющийся взгляд и шепнул, что выйду покурить.

Выходить совсем уж наружу под проливной дождь не хотелось. Я вышел на крыльцо, с хрустом в суставах потянулся и немного отдышался. На столике у входа лежала брошюрка «Как достичь Спасения, следуя буддийским путем». Наугад открыл книжицу. Первое, что я там увидел, была фраза: «…Буддизм — это не религия, не идеология и не философия. Буддизм — это просто полная свобода…» Фраза меня обрадовала. Раз не религия, а полная свобода, то курить у входа в дацан можно — святотатством это никто не сочтет.

Я распечатал новую пачку «Лаки, Страйк» и мстительно бросил целлофан прямо на ступени. Нечего устраивать такие длинные службы, ближе к народу нужно быть. К моменту, когда я докуривал третью сигарету, занудное пение наконец-то стихло, и скоро в дверях показался Дэн.

— Что ж вы не вернулись? Устали ждать? Это же буддизм, здесь спешить нельзя. Никак нельзя… — Он снова, как и в мой приход в консульство, чисто по-ленински потирал ладони, а его глаза под толстыми стеклами очков так и светились от счастья. — Ничего, зато теперь я угощу вас настоящим тибетским обедом…

Я взглянул на часы. Дело шло к половине второго. Рановато, вообще-то, для обеда, ну да хрен с ним. Обед так обед.

— Куда мы пойдем? — спросил я.