Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу - [22]

Немцы, однако, совсем не были уверены, что с Черчиллем покончено, и продолжали его изучать. Однажды в 1937 г. Черчилль был приглашен на завтрак Иоахимом фон Риббентропом, тогда еще германским послом. Нацисты уже хорошо знали, что Черчилль главный, кто высказывается против них в Британии. Риббентроп сразу же сказал Черчиллю, что Германия стремится к дружбе с Англией, не желает разрушения Британской империи, и все, что им нужно, – развязать себе руки в Восточной Европе, чтобы получить Lebensraum, необходимое жизненное пространство. Для этого, указал он на карту на стене посольства, Германии придется поглотить Польшу, Украину и Белоруссию. Все, о чем просит Германия, – чтобы Британия не вмешивалась.

Стоя перед картой, Черчилль ответил, что Британия не согласится с подобным планом. Риббентроп «резко» отвернулся от карты и сказал: «Тогда война неизбежна. Выхода нет. Фюрер полон решимости. Ничто не остановит его, и ничто не остановит нас».

Они снова сели за стол. Черчилль призвал Риббентропа не недооценивать Британию: «Если вы втянете всех нас в новую мировую войну, она соберет против вас весь мир, как в прошлый раз».

Немец поднялся, заявив с некоторой «горячностью», что это не его личная оценка: «Англия, возможно, очень хитроумна, но на сей раз она не объединит мир против Германии»[253].

Черчилль продолжал свой крестовый поход против политики умиротворения Германии. В апреле 1937 г. он предостерегал палату общин: «Судя по всему, мы движемся, сползаем против собственной воли, против воли каждой расы, каждого народа и каждого класса, к ужасной катастрофе. Каждый хочет ее остановить, но никто не знает как»[254].

Его дурные предчувствия усиливались на протяжении 1938 г., когда проводимая Чемберленом политика умиротворения была на пике как реализации, так и популярности.

Свой персональный надир Черчилль прошел 20 февраля 1938 г., когда до рассвета пролежал в постели без сна. Он размышлял о том, что Энтони Иден, министр иностранных дел, только что покинул пост из-за решимости Чемберлена продолжать политику умиротворения. «Я смотрел, как дневной свет медленно заполняет комнату, – писал он, – и перед моим внутренним взором предстало видение Смерти»[255]. Через месяц он печально отметит в парламентской речи: «Пять лет я поднимал перед палатой общин этот вопрос без особого успеха. Я видел, как наш славный остров безудержно, бездумно скатывается на путь, ведущий в бездну»[256].

14 мая 1938 г., когда британская футбольная сборная встречалась с немецкой на Олимпийском стадионе в Берлине, ее игроки на глазах у ста тысяч зрителей при исполнении гимна Германии подняли руки в нацистском приветствии[257]. Они последовали распоряжению британского МИДа, главой которого теперь был лорд Галифакс. Той же весной Галифакс сказал на заседании кабинета министров, что в интересах мира Британии, возможно, придется надавить на Чехословакию, принудив пойти на большие уступки Гитлеру. «Это мутное дело, – признал он, – которое следует уладить как можно приличнее»[258]. Эта натужная фраза могла бы стать символом политики умиротворения – и ее эпитафией.

* * *

В конце сентября того же года премьер-министр Чемберлен, совершив за месяц три короткие поездки в Германию, пришел к Мюнхенскому соглашению с Гитлером. С этого пакта начнется возвращение Черчилля в политику.

Сначала казалось, что этого не произойдет. Осенью 1938 г. Чемберлен достиг пика популярности. Довольный своим дипломатическим искусством, после первой встречи с Гитлером он сообщал: «Я приобрел определенную уверенность, что и было моей целью, и, со своей стороны, несмотря на жесткость и суровость, которую, казалось, выражало его лицо, проникся впечатлением, что передо мной человек, на которого можно положиться, если он дает слово»[259]. На второй встрече с Гитлером в том же месяце Чемберлен уступил всем его требованиям. Правительства Франции и Британии велели Чехии отдать Германии значительно германизированную западную часть страны – Судетскую область. Таким образом, Чемберлен развязал Германии руки, и немцы приступили к расчленению Чехословакии, начав с трети ее населения и ее системы обороны границ. Черчилль вспоминал: «Вера в то, что можно получить безопасность, бросив этим волкам маленькую страну, – фатальное заблуждение»[260]. Чемберлен заверил кабинет министров в своей убежденности, что Гитлер ему доверяет.

29 сентября Чемберлен вылетел в Германию на третью за месяц встречу с Гитлером. Вернувшись в Лондон, он провозгласил, что обеспечил «мир для нашей эпохи». Толпы на улицах аплодировали ему.

На собрании палаты общин на следующей неделе Чемберлен начал свое выступление с радостного заявления: «Облако тревоги ушло из наших сердец». Он «заложил основы мира для нашего времени». Он заверил парламент, что ни о чем не жалеет, а на выкрики горстки оппонентов «позор» ответил: «Мне нечего стыдиться. Пусть стыдятся те, у кого есть на это причины».

Большинство членов палаты общин[261] поддержали Чемберлена. Джордж Лансбери, престарелый функционер Лейбористской партии, присоединился к консерватору премьер-министру, заявив: «Я постоянно слышу поклепы на герра Гитлера и синьора Муссолини. Я встречался с ними обоими и могу сказать, что они очень похожи на любого политика или дипломата». Сайрил Калверуэлл, консерватор, прославлял «бесстрашие, искренность и умелое руководство» Чемберлена. В любом случае, добавил он, «была лишь альтернатива: война или умиротворение». Большинство стояли за второе.