Чемодан - [5]

Итак — городской совет в сборе — итак мы организуем шествие. Нет, как вы себе представляете наше появление на набережной?!

— А что? Со своими перископами они даже наши центральные улицы держат под наблюдением. Ничего от них не утаишь. Похоже, подзорные трубы — их главное изобретение, больше в жизни они ничем не интересовались.

Так оно и было. Едва покинув пещеры — они сидели внутри, тесно прижавшись друг к другу, лицом к лазу и, не отрываясь, следили за тенями от огромных языков пламени — кто, господи, кто зажег им огонь? — ритуальное шествие удалилось и heavily vanish, о господи, одна маска принесла камни для очага, вторая бамбуковые палочки для трения — благодаря случайному толчку в развитии они покинули пещеры и сразу принялись изобретать. Убийство ближнего им радости не приносило, зато, лежа на желтой земле, установив подзорные трубы на животах, обтянутых шелком, они любили рассматривать Волосы Вероники или Летящего дракона, или следили за Колесницей Сунь Ятсена и Небесного Стрельца, как и они, натянувшего тетиву. Неожиданные повороты судьбы… семьи, разорившиеся на потере потребительского спроса, городской промышленник, например, лишился целого состояния после заключения мира в Корее и Индокитае — весь город наблюдал прощальный променад вчерашних богачей. Они, молчаливые, с идеально прямыми спинами сидели под солнечными зонтиками в экипаже с кучером на козлах, это в нынешние времена, когда небо и море медленно развернулись на туристических картах с мотелями, в двери которых по ночам стучатся осьминоги и акулы. Боже мой! Оноре! Какое благоденствие царило в стране.

Полчища дикарей, вооружась подзорными трубами, тронулись в путь. Дети в картонных очках, купленных на ярмарках и праздниках, сражались, но недолго, до тех пор, пока они не установили перископы, предназначенные для танков. Перископов они произвели бессчетное количество, но теперь с наступлением мира и внезапной, как в июне, когда смолкает пение птиц, тишины, перископы упали в цене до пятидесяти девяти центов. На стенах вилл были расклеены огромные плакаты — еще они притащили с собой гигантскую фотографию и ничего лучше не смогли придумать, как повесить ее на высоченную секвойю, единственную собственность Гонтрана, дом Гонтрана сгорел, на новый денег неоткуда взять, пусть на развалинах играют дети — огромные плакаты, рекламирующие перископы: «Спокойствие родителей, забава для детей». У них родители не теряли спокойствия ни при каких обстоятельствах, а дети выращивали змеек и, забросив шахматную партию, расчерченную на тротуаре, подсунув под голову низенькую скамейку, засыпали рядом со своими питомцами прямо посреди улицы. Воздушные змеи рвались с привязи, воздушные змеи заполоняли вечно ясное синее небо, и по желтой земле ходили быстрые тени. Тени драконов, дети топтали их, скакали на одной ножке: «Оп! Ухо, пасть…»

— Разумеется, мы пройдем по набережной. Впереди оркестр в зеленой униформе.

— Наши музыканты похожи на солдат. Не будет ли это выглядеть как ужасная провокация? Не лучше ли одеть их в штатское?

— Мы не будем ничего менять. Цирк приехал? Попросим дирекцию прислать нам клоуна, они насмеются вволю, и на нас уже сил не хватит.

Клоун, потребовавший за выступление гонорар в два раза выше обычного плюс премиальные в счет пенсионной страховки, появился на набережной без трубы, без реквизитного стульчика, набеленный, в остроконечной шляпе и шелковом, набитом ватой комбинезоне, в кармане которого вполне помещалась небольшая скрипка, а на спине, между лопатками всходило вышитое солнце. Они выстроились в ряд на мосту, синие кафтаны из дешевой шерсти, меховые шапки — они вообще не чувствуют жару? — шапки приподнимают, только чтобы лоб поскрести. И эта привычка табуниться! Боже мой, не животные ли они?! Смеются хором, вместе уходят, вместе приходят, молчат вместе, вместе шумно, как собаки во сне, вздыхают, словно по команде почесали лоб под шапкой и разом перегнулись через перила, когда на набережной показалось праздничное шествие с трубачами в военной форме и морских фуражках — «суша и вода, почему бы нет?» — во главе. Конечно, клоун их не рассмешил, обиделся, вернулся в свой фургон и с мрачной физиономией сидел на кушетке. Зато духовой оркестр они обсмеяли! И благородных девиц с оголенными руками и газовыми шарфиками!

— Кто эти двое? Зачем им чемодан?

— Служащие с арсенала. Они сегодня явно перебрали.

Пьяные служащие арсенала ссорились на берегу реки, отнимали друг у друга чемодан, перехваченный ремнями, и, судя по виду, тяжелый.

— К дьяволу их!

— Сегодня, мсье? Когда все так счастливы? Ну, то есть, если не брать во внимание этих…

Официальные лица расселись на трибуне. Может, надо было установить трибуну в другом месте?

— Нет, ни в коем случае, они бы увидели, что мы боимся. Впрочем, с их перископами…

У трибуны маршировали дети, каждый класс нес свою эмблему, огромный лук, увитый цветами, в слабеньких ручках. Чужаки, естественно, не смеялись, они пытаются завоевать симпатию молодежи, они только из нас делают посмешище. Где кошки, где раненые пантеры, которые мощной когтистой лапой сгребают своих детенышей, если тем угрожает опасность? За детьми разворачивалось представление об истории города, зрители в синих кафтанах насторожились, запрокинули головы и глазели из-под лохматых шапок на процессию: город изображала девушка в белом, к ее руке тянулись чуть заметные проволоки. Почему девушка, да еще в белом, когда город построен на глинистой почве, начиненной мертвецами, и прекрасное синее озеро затопило широкую долину с крутыми холмами, где теперь произрастают водоросли и живут маленькие осьминоги, а липкие моллюски выглядывают из полураскрытых раковин. Рука на проволоке грациозно махала присутствующим, девицей-городом были две послушницы из Трейя и высокородные наследницы. Официальные лица сидели на трибуне, из-за высокой, сколоченной из досок стены только головы торчали, скоро эти головы выложат здесь рядком, скоро. Праздник не задался. Накрапывал дождь. Меховые шапки, наверняка, воняли псиной, или даже кабаньей щетиной, жесткой и полосатой, как хвощ у лесного ручья? Официальные лица мокли.