Человек-змея - [57]

* * *

Кровать. Телевизор изрыгает голубоватый шум, глаза режет ядовитый свет. Выключаю мерзкий аппарат: свет проходит, а боль — нет.

* * *

В дверь стучат, кого-то зовут. Кажется, меня, хотя с ходу не разберешь. Завернувшись в простыню, я скрючился на полу. Ноги мёрзнут: ковёр насквозь пропитан холодной водой. В ванной что-то шумит…

Переворачиваюсь на спину. Слышу голоса. Кто-то включил свет. Моя голова под ночным столиком, вижу рябое от щепок и заноз брюхо ДСП. Незнакомые люди кричат: «Живой!..», «Передозировка…», «Регистрационная карточка, удостоверение…», «Душ… ущерб мотелю…». Нужно будет спросить, может, они видели маму?

* * *

Меня рвёт чёрным. В желудок ввели раствор активированного угля, но организм почему-то его отторгает. Сквозь уходящую головную боль проступает кислотная тошнота, которую вызывает пропоксифен: кишки наполняются горячими соплями, по нёбу скребут наждачной бумагой.

* * *

В больнице я провёл семьдесят два часа. Рвота прочистила организм, однако все три дня голова раскалывалась, а давление и температура скакали как бешеные козы. Рентген и спинномозговые пункции ясности не внесли (я заранее это знал, но воспрепятствовать не мог), и на третий день меня стали выводить из шокового состояния. Чтобы спасти мой организм, врачам пришлось делать кровопускание.

К моменту прохождения экспертизы я потерял три килограмма, которые вовсе не были лишними.

* * *

— Вы миссис Бишоп?

Кеара выехала к мексиканской границе и ждала в больнице, пока я проходил допрос с пристрастием, иначе называемый экспертизой. Справился без особого труда. В желудке тяжёлая ледяная пустота — первый признак того, что пора домой, к Кеаре; признак того, что снова придётся менять имя, признак того, что я не могу её бросить. Только не ее и не сейчас.

— Нет, — покачала головой Кеара, — я его подруга.

Ледяной кирпич растаял. Усадив в инвалидное кресло, меня выкатили в зал ожидания — происшествия и несчастные случаи администрации не нужны, — и я пересел в Кеарин «додж». Взятую напрокат машину со стоянки мотеля забрала сама компания, отослав мне чек за эвакуацию. На своей за товаром я никогда не езжу.

— Как ты себя чувствуешь? — ласково потрепав меня по щеке, спросила Кеара.

— Уже лучше, очень устал.

Выехав с больничной стоянки, Кеара развернулась и взяла курс на скоростную автостраду.

— Ты правда проходил психиатрическую экспертизу?

— Таков закон, — проговорил я, — когда врачи подозревают попытку суицида, пациента направляют на экспертизу.

— Значит, если бы ты сделал это нарочно, тебя бы заперли в психушку?

— Да, наверное.

Более семидесяти процентов проводящих экспертизу — не дипломированные специалисты, а студенты-практиканты или в лучшем случае интерны. А девяносто пять процентов остальных верят в астрологию, НЛО, магические кристаллы, круги на поле, переселение душ и прочую чепуху. И если один из таких умников решит, что ты представляешь опасность для себя или общества, закон обяжет его принять меры. Что значит «принять меры», я не знаю и узнавать на собственном опыте, потратив на это остаток жизни, не собираюсь. Да, Кеара, меня бы заперли в психушку.

Я думал, как сказать ей правду: глядя на мелькающие за окном поля, взял с приборной панели сигареты, закурил. Боже, как приятно после трёхдневного воздержания! Глубоко затянулся и постарался подольше держать никотин в лёгких. Нужно мысленно подготовиться к очередному перевоплощению, к очередному имени и навсегда покончить с Эриком Бишопом.

В один из редких дней, когда папа был дома и мы успевали от души поболтать, он сказал мне: «Человек хочет узнать секрет не сильнее, чем потом рассказать его кому-нибудь другому». Кеара не спрашивала, зачем я тайком поехал в Тихуану, зачем взял напрокат машину, пока она была на двухдневных съёмках. Но я знал, что ей интересно, и хотел рассказать. Она поставила новую кассету, а я докурил и закрыл глаза. Нил Янг пел «Сахарную голову», а мы с Кеарой держались за руки — её правая в моей левой — целых два часа, со мной ещё никогда такого не было.

Мы поехали к Кеаре. Устав с дороги, я проспал целый час. Пока принимал душ и варил кофе, девушка переодевалась к ночной смене.

— Слушай, — проговорил я, усаживая её на диван, — мне нужно переехать. Ничего страшного, я остаюсь в Лос-Анджелесе. Просто придётся сменить адрес.

— Эрик, милый, что случилось? — Кеара по-прежнему пыталась надеть серебряную серёжку-обруч.

— Да ничего, тут другое дело… — Во рту пересохло, пальцы похолодели. Сейчас она узнает правду, поймёт, что я ей лгал, и откажется меня видеть. — Я больше не Эрик, меня будут звать Дэниел. Или Дэнни. Дэниел Флетчер.

Я рассказал о головных болях: как они начались и доктора не могли установить причину. Я рассказал о передозировках: как таблетки не помогали, как я боялся, что кто-нибудь сопоставит истории болезни и найдёт документальную связь между моими ипостасями. Поэтому я не мог подолгу работать на одном месте или жить на одной квартире: имя на карточке соцстраха и в арендном договоре со временем перестаёт совпадать с текущим. Придётся продать машину и выплатить все кредиты на Эрика Бишопа: пристальное внимание инкассирующих агентов мне совершенно ни к чему.