Человек Желания - [44]
(От Луки Святое Благовествование, Глава 14, стих 31).
Посыл не верен сей, поскольку он от вас исходит.
Лишь избранных предполагает это предписанье. Но должно ль разъяснять его в смягченном смысле? Когда Господь берет на службу человека, то где его семья и где его отец?
И если призваны не все ко жребию верховному сему, то все его приемлют в равной мере, которую вы извратили своей неопытностью и поколеньями порочными своими.
И где она в людском потомстве? Где мир, который происходит от этой меры общей? И разве не разорваны гармонии? И разве нет страдания во всем?
И существа, которых премудрость вместе разместила на земле, чтобы животворить собой и первых и последних, не сотворили ли иного, друг друга истязая и нарушив свою меру?
Напрасно я хочу уста свои раскрыть, чтоб Господа воспеть псалмами: меня переполняют слезы, и от рыданий задыхаюсь я, мой голос обрывается, гортань пересыхает в моей печали долгой.
Не вы ль подобны несчастливой твари, что в беззаконьях пребывая, естественными стала их считать?
100
Поскольку познанье сущности Всевышнего запрещено, постольку им казалось, что дело равно обстоит с законами Его; но коль познание законов в обязанность вменялось нам, они и возомнили, будто познанье сущности божественной дозволено. Невежды и безбожники так поступали.
Соединившийся с деяньем человек в своем законе пребывает, ведь смысл, который управляет им, его не покидает вовсе. Но человек, из самости предавшийся мышленью, закону чужд, поскольку деянья его мысли не хватает, чтоб завершить ее.
И есть ли доказательство сильнее, являющее слабость человека, как многословие его? Но получается ль наоборот, когда он справиться не может с простейшим словом?
Божественное действо, со временем ты сочеталось, которым исправляешь нестроения людские. И постепенно, как возрастают на глазах у человека младые отпрыски, сосуды истины одновременно вызревают в них, распространяя царство, что вселенную объять должно.
Зрят ангелы детей Господень Лик; и наши ангелы на наши лица смотрят и заставляют нас бежать от демонов, которых мы сопровождать стремимся.
Стыд человеку быть лишь временным избранником: все могут обладать сим упованьем; но если человек был бдительным и чистым, способен он войти в число избранных.
И почему мы больше уж от рожденья не избранники? Не в силах ли нам впредь идти в Египет, Иосифу уподобляясь, чтоб приобщить к Завету эту землю? Не можем ли мы впредь туда пойти, чтоб из нее извлечь отцов своих останки?
Начнем же извлекать оттуда собственные кости, себя спасая из ловушек Египтян. Потом перенесем мы прах отцов своих от этой земли, зловоньем оскверненной, в обетованную землю и воспоем псалмом освобожденье их.
101
Где взять идею праведной молитвы, последствий, что произвести она способна? Она – единственный источник, мой долг и труд единый в юдоли этой темной печального театра искупленья.
Она очистить может и освятить мне ризы, мое питание и всё, чем обладаю даже в плоти, приносимой в жертву, все члены и дела людского собственного существа.
И я бы смог молитвою своей достигнуть сфер высоких, у коих внешние пределы лишь грубые изображенья.
И если даже предо мною будет человек, которого ошибки и взгляды меня бы огорчали, сумею я благодаря молитве вернуть к нему внимание свое, не удаляясь от него за то, что он бы мог мне причинить.
Благодаря молитве я могу безбожника религиозным сделать, бесчувственного возродить в любви. Благодаря молитве я способен повсюду добродетель возрождать.
С молитвою готов я снизойти в места теней и скорби и принести туда хотя бы облегченье. И разве не молитва прежде исправила хромого, заставила слепого видеть и глухого слышать? И не она ли мертвых воскрешала?
И, несомненно, должен ожидать всего от Бога я. Хотя сие никак не означает, что стоит мне с апатией смириться. И наполнять молитву нужно пылкостью, скорбями потаенными своей души до той поры, пока язык вконец не истончится мой, и не сумею я молиться в звучаньях гармоничных и песнопениях.
Упорствуя в своей молитве, я достигну иль внешней убежденности, свидетельством являющейся, иль внутренней, что верой предстает. Вот почему считали мудрецы молитву истинным вознагражденьем.
Секрет людского возрастанья заключен в молитве; секрет молитвы в составлении ее; последний же сосредоточен в чистоте познанья.
Секрет познанья чистоты страх Божий образует, который пребывает сам в божественной любви, поскольку любовь является источником и очагом секретов всех, всех добродетелей и всех молитв.
Не потому ли любовь предпочитала две самые прекрасные молитвы: услышанную Моисеем на горе Синайской; произнесенную Иисусом пред учениками и собравшимся народом?
102
Как языки однажды упразднятся? Как достиженья мысли человека исчахнут, вплоть до полного исчезновенья?
Река времен, казалось бы, несешь в своих ты мутных водах лишь заблуждение, несчастие и ложь. И посреди потоков этих грязных едва найдешь струю воды прозрачной, пригодную для утоления народов.
Скверны все воды водоемов этих, поражены процветшей гнилью; их участь – испариться. И лишь струе единственной воды живой дано сопротивляться жаре палящей юга и хладу севера. И в ней – бессмертное наречье, которое через века несокрушимым будет.
«О заблуждениях и истине», или «Воззвание человеческого рода ко всеобщему началу знания» за авторством Неизвестного Философа - Луи Клода де Сен-МартенаОб авторе (Биография Луи Клода де Сен-Мартена)Сочинение, в котором открывается Примечателям сомнительность изысканий их и непрестанные их погрешности, и вместе указывается путь, по которому должно бы им шествовать к приобретению физической очевидности, о происхождении Добра и Зла, о Человеке, о Натуре вещественной, о Натуре невещественной, и о Натуре священной, об основании политических Правлений, о власти Государей, о правосудии Гражданском и Уголовном, о Науках, Языках и Художествах.Философа Неизвестного.Переведено с французского.Иждивением Типографической Компании.В Москве, в вольной Типографии И.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сегодняшнем мире, склонном к саморазрушению на многих уровнях, книга «Философия энтропии» является очень актуальной. Феномен энтропии в ней рассматривается в самых разнообразных значениях, широко интерпретируется в философском, научном, социальном, поэтическом и во многих других смыслах. Автор предлагает обратиться к онтологическим, организационно-техническим, эпистемологическим и прочим негэнтропийным созидательным потенциалам, указывая на их трансцендентный источник. Книга будет полезной как для ученых, так и для студентов.
Вернер Хамахер (1948–2017) – один из известнейших философов и филологов Германии, основатель Института сравнительного литературоведения в Университете имени Гете во Франкфурте-на-Майне. Его часто относят к кругу таких мыслителей, как Жак Деррида, Жан-Люк Нанси и Джорджо Агамбен. Вернер Хамахер – самый значимый постструктуралистский философ, когда-либо писавший по-немецки. Кроме того, он – формообразующий автор в американской и немецкой германистике и философии культуры; ему принадлежат широко известные и проницательные комментарии к текстам Вальтера Беньямина и влиятельные работы о Канте, Гегеле, Клейсте, Целане и других.
Что такое правило, если оно как будто без остатка сливается с жизнью? И чем является человеческая жизнь, если в каждом ее жесте, в каждом слове, в каждом молчании она не может быть отличенной от правила? Именно на эти вопросы новая книга Агамбена стремится дать ответ с помощью увлеченного перепрочтения того захватывающего и бездонного феномена, который представляет собой западное монашество от Пахомия до Святого Франциска. Хотя книга детально реконструирует жизнь монахов с ее навязчивым вниманием к отсчитыванию времени и к правилу, к аскетическим техникам и литургии, тезис Агамбена тем не менее состоит в том, что подлинная новизна монашества не в смешении жизни и нормы, но в открытии нового измерения, в котором, возможно, впервые «жизнь» как таковая утверждается в своей автономии, а притязание на «высочайшую бедность» и «пользование» бросает праву вызов, с каковым нашему времени еще придется встретиться лицом к лицу.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.