Человек Желания - [42]
Фальшивый образ сей напоминает человеку о блаженстве: благодаря нему когда-то жизнь его стремилась, уподобляясь течению реки по руслу, биенью родников из ключевых протоков; сегодня человек обязан, коль жаждет жизнь вкусить, отстраниться от этой пагубной картинки посредством усилий непрестанных.
О, человек, когда б ты власти не имел от счастья удалиться, то достижение его уж впредь бы не считалось долгом для тебя и не являлось бы потребностью твоей. Тогда б оно законом или правом представало, как сила тяготенья; и ты не смог бы больше ни одной заботе, ни одному волнению предаться.
Не смог бы ты тогда и упованьем наслаждаться, поскольку сущность всякая имеет подлинную радость лишь от своих трудов и претворений.
И почему присуще вечно и неизбежно Богу Себя же созерцать? Но нет иного существа, достойного для взоров Божества.
И почему не могут люди, опасности не подвергаясь, зреть существо Творца всей нашей жизни? Да потому что ниже от Него нет никого, на ком могли б они свое почтение сосредоточить.
Премудрость прежде, человек, на глас твоей любви свой лик приоткрывала и изливала милости благие на тебя, какие, в свой черед, влекли к почтенью новому тебя.
Ты первым прекратил, неблагодарный, сей радостный обмен благодеяний, который никогда не должен был прерваться.
На самого себя низвел свои ты взгляды и, веру на себе сосредоточив, приговорил ее ты к смерти: так медь вскипает, соприкасаясь с воздухом холодным.
Начни одолевать, восстав в своей темнице, преграды все, что жизнь твою сжимают. Порвать ты должен сам позора пуповину, орудие, что чуждо сущности твоей: благодаря нему ты пищу до сих пор и получал во мраке чрева матери своей.
Необходимо, чтобы обрел ты пищу новую, которая дана тебе, и чтобы жизнь черпал ты более достойным средством: оно должно однажды стать орудьем слова твоего, проводником свеченья.
95
В вещах, которые не вяжутся никак с согласьем человека, Премудрость высшая, ты полагаешь утешенье нашим мукам и горестям; и чтоб использовать твои дары, необходимо только себя отдать в присутствие твое.
Светило солнца, ужели ты не светишь равномерно каждый год над всеми регионами земли, на разницу, многообразие погоды не взирая?
Творения же духа твоего, о, человек, какие преимущества тебе они предоставляют? Исследуй чары восхитительной природы, которые воображение твое к ее красотам добавляет.
Картину напиши дворца Армиды, садов вечнозеленых Алкиноя, пой о горе с названьем Ида, от ног богини покрывавшейся цветами, что благовоние чудесное распространяют.
И власти магии уподобляясь, твое мышление восхитится над площадью великолепных храмов: там злато и гирлянды оспаривают друг у друга богатых портиков убранство; или изобразит, коль этого захочет, за Мальтоном идя, блаженство прародителей людских; картинам этим составлять под силу цвет столетий.
И вскоре ты в печали возвратишься, сосредоточившись в себе самом, и скажешь с сожалением, замешанном на слезах: «Увы! Лишь образы я там живописал; однако я реальность почувствовать сумел их.
И разве это убедит меня, что образы мои никак не наважденье и могут обладать малейшим сходством с моделями своими? Не трать же время попусту на ложные занятья».
О, человек труда, молись и отдыхай, пока ты жив. Вот две задачи, которым необходимо солдату веры предаваться. Заставит первая идти вперед; вторая – восстановит, предохранив морально и физически: во время это человек никак не применяет свою волю.
96
Небесные светила, блистаете над нашею главой вы; для нас же не можете вы общество составить и нас любить не можете; не в силах вы нас изучать, к познанию стремясь, и не способны нас прощать.
Ни в чем на нас вы не похожи, поскольку не можете вкусить два самых сладких чувства нашего существованья, – имеем только мы нужду в прощении с любовью.
Для истины фундаментальной важно ль, что человек способен открыть на целую планету больше? Под силу их ему и дальше открывать, пусть он не вправе делать лишних умозаключений: сумели применить по заблужденью люди к планетам семеричное число.
Порядок новый свой имеет вид. Все звезды разделены в нем на семейства; семейства отграничены огромными просторами небес. Число их неизвестно, а равно звезд количество, которые семейства составляют. И всякая звезда есть центр системы планетарной.
Звезда сияющее солнце, что племена земные за Бога мiрозданья почитали, являешься ты только частью маленькой большой системы иль звезд великого семейства, и ты теряешься в безмерности небесной тверди.
И если даже ты столь мелким предстаешь для мысли нашей, каким же будет для нее Земля, планета наша, какие будем сами мы?
И восхищенье испытуешь, что ужасу сродни, когда рассматриваешь в этой перспективе пространство бесконечное и тел количество, которые в нем проплывают.
И ощущаешь в то же время, сколь соблазнительно, столь и ужасно зрелище сие.
Но восхищаясь им, о, человек, готовым будь ты от него оборониться. Безмерность зрелища мышление способна сокрушить твое: посредством этого она уничтожает твой рост убогий.
Так возродись в своих правах, отличным стань от всех существ великих, но немых, ты превосходством слова своего. Хотя телесными очами тебе пристало ли измерить свою сущность, а равно и предназначение свое?
«О заблуждениях и истине», или «Воззвание человеческого рода ко всеобщему началу знания» за авторством Неизвестного Философа - Луи Клода де Сен-МартенаОб авторе (Биография Луи Клода де Сен-Мартена)Сочинение, в котором открывается Примечателям сомнительность изысканий их и непрестанные их погрешности, и вместе указывается путь, по которому должно бы им шествовать к приобретению физической очевидности, о происхождении Добра и Зла, о Человеке, о Натуре вещественной, о Натуре невещественной, и о Натуре священной, об основании политических Правлений, о власти Государей, о правосудии Гражданском и Уголовном, о Науках, Языках и Художествах.Философа Неизвестного.Переведено с французского.Иждивением Типографической Компании.В Москве, в вольной Типографии И.
Что такое правило, если оно как будто без остатка сливается с жизнью? И чем является человеческая жизнь, если в каждом ее жесте, в каждом слове, в каждом молчании она не может быть отличенной от правила? Именно на эти вопросы новая книга Агамбена стремится дать ответ с помощью увлеченного перепрочтения того захватывающего и бездонного феномена, который представляет собой западное монашество от Пахомия до Святого Франциска. Хотя книга детально реконструирует жизнь монахов с ее навязчивым вниманием к отсчитыванию времени и к правилу, к аскетическим техникам и литургии, тезис Агамбена тем не менее состоит в том, что подлинная новизна монашества не в смешении жизни и нормы, но в открытии нового измерения, в котором, возможно, впервые «жизнь» как таковая утверждается в своей автономии, а притязание на «высочайшую бедность» и «пользование» бросает праву вызов, с каковым нашему времени еще придется встретиться лицом к лицу.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Автор пишет письмо-предвидение себе 75-летнему... Афористичная циничная лирика. Плюс несколько новых философских цитат, отдельным параграфом.«...Предают друзья, в ста случаях из ста. Враги не запрограммированы на предательство, потому что они — враги» (с).
В этой книге, отличающейся прямотой и ясностью изложения, рассматривается применение уголовного права для обеспечения соблюдения моральных норм, в особенности в сфере сексуальной морали. Эта тема вызывает интерес правоведов и философов права с публикации доклада комиссии Вулфендена в 1957 г. Настоящая книга представляет собой полемику с британскими правоведами Джеймсом Фитцджеймсом Стивеном и Патриком Девлином, выступившими с критикой тезиса Джона Стюарта Милля, что «единственная цель, ради которой сила может быть правомерно применена к любому члену цивилизованного общества против его воли, – это предотвращение вреда другим».
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Исследуется проблема сложности в контексте разработки принципов моделирования динамических систем. Применяется авторский метод двойной рефлексии. Дается современная характеристика вероятностных и статистических систем. Определяются общеметодологические основания неодетерминизма. Раскрывается его связь с решением задач общей теории систем. Эксплицируется историко-научный контекст разработки проблемы сложности.