Человек-тело - [7]

— Давай еще грамульку зарядим, — предложила она.

Я был не против и тотчас наполнил стаканы. Она взяла было свой, затем передумала пить, поставила на стол. Я сделал то же самое, со звоном опустив стакан выдержанного вискаря впритирку к ее стакану и думая при этом, что уже через несколько минут так же звякнут друг о друга наши тела.

— Принеси чего-нибудь куснуть, а?

— Не вопрос, — молодецки парировал я и снова отправился на кухню.

Пришел с полным подносом еды. Она сидела в моем рабочем кресле, рассматривала бумаги на столе. Ноги, сложенные крест-накрест, были слабы и тонки от хронического недоедания, являя обширные гематомы на острых коленках, которые лишь возбуждали, поскольку я хорошо представлял их происхождение.

— Вы что же — писатель, что ли?

— Типа того, — сказал я, соображая, что в этом вопросе что-то не так.

— Комп на столе, а пилите от руки.

— На компе я просто играю, — соврал я и, наконец понял, что было странным в ее словах: ведь если она принимает меня за своего приятеля, откуда же взялся этот ознакомительный вопрос?

К тому времени мы выпили еще по стакану, она с удовольствием проглотила кусок сыра, мне же закусывать не хотелось… Я вновь обратил внимание на кошелечек, который теперь лежал у нее на коленях, подумал, что в нем она и носит свой драг… Внезапно я почувствовал себя очень, ужасно пьяным, словно выпил не два стакана виски, а две бутылки. Там не ее драг, а мой, — подумал я, и это было последнее, что я помнил. Очнулся где-то в середине ночи. Во всех комнатах горел свет. Бутылки на столе не было. Ноутбука — тоже. Листы рукописи валялись на полу, причем, заблеванные: моя желанная выжрала виски, сколько могла, что-то отрыгнула, остаток прихватила с собой. Небось, просматривала листы со стаканом в руке, поочередно бросая их на пол, складывала слова, не понимая их смысла, недоумевая, что за дрянь пишет тут этот лох. Мне, стало быть, сыпанула клофелина в стакан, или чего-то подобного. Меня уже дважды травили клофелином случайные собутыльники, чтобы раздеть и обчистить, правда, это происходило на улице, а не в собственном доме.

Разрушения, похоже, произошли глобальные: ящик стола был красноречиво выдвинут. Немного поколебавшись, пробуя на вкус мысль, что в таком положении он был оставлен мною самим, я вытянул ящик и удостоверился в том, что деньги исчезли — весь мой месячный доход, позавчера полученный, за исключением Ленкиной зарплаты да сотни, уже потраченной ею на экскурсию в магазин. Все-таки, не дура, знает, где искать. Прихватила и зажигалку — довольно дорогое изделие, крытое позолотой, и презервативы.

Меня взяла какая-то неуместная тоскливая ревность. Вот именно сейчас, в своем подвале, играет с кем-то, корябая коленки, прямо на куче моего барахла. В голубом свитере, связанном маленькими руками моей красавицы жены. Которая сейчас тоже где-то с кем-то радуется. Как радовалась и играла Наташа, прожившая не столь долго на этой планете, как и благополучно здравствующая Марина, как и все другие женщины, мертвые и живые, которых я имел наглость любить в своей жизни — я, жалкий урод, который и взгляда их не достоин.

Кроме свитера, прихватила еще и заячий полушубок, что сибирские крестьяне подарили мне в советские времена, в одной из практикуемых тогда писательских поездок: он висел тут как память о том, что я когда-то был официальным писателем и участвовал в традиционной писательской жизни, но его, этот полушубок, не мочить слезами, как голубой свитер моей бывшей любви, да и ходить в этом полушубке некуда.

Чего ты вообще о себе возомнил? Что тебя и вправду приголубит какая-то девушка? Да с тебя даже проститутка затребует двойную цену как компенсацию за моральный ущерб, за отвращение.

Пройдя на кухню, я с комом в горле удостоверился, что эта сволочь еще и утащила из холодильника бутылку сухого вина. Я набрал номер Ленки, та уже спала, невнятно бурчала, собираясь бросить трубку, я вскричал, что со мной стряслась ужасная беда, что мне необходимо участие.

— Два часа ночи. Завтра на работу… Ладно, сейчас приду.

Зачем ей, в принципе работа, если я и так ее обеспечиваю? На своей государственной службе она получает менее трехсот, я же даю ей за уборку, готовку и хождения тысячу. Давно бы бросила и стала домохозяйкой. Я бы накинул ей эти триста долларов, мне не жалко: квартира в центре, оставшаяся от родителей, обеспечивает мне стабильный нехилый доход…

Ленка пришла в своих домашних тапочках, в синем своем халате. Прокатиться на лифте с седьмого этажа на четырнадцатый — вот и все ее дела.

Дальнейшее я уже описывал в розовом фантастическом рассказе, только с другим фигурантом. Ленка села в кресло, подала мне сигареты, зажигалку и пепельницу, закурила сама. Впрочем, это была уже другая зажигалка, пластмассовая. Умная, сообразительная девушка, подумал я. В принципе, мне с нею не так и плохо: она прекрасная собеседница, понимает юмор, не требует помощи и не закатывает истерик. Цены бы ей не было, будь она хоть чуточку красивей, да весила килограммов на тридцать меньше. Правда, будь Ленка красавицей, она бы, верно принадлежала не мне, а другим, да и умом бы вряд ли блистала.