Человек-тело - [6]
Как что? — тут же зазвучал внутри меня звонкий юношеский голос, принадлежащий тому молодому человеку, которым я был тридцать лет назад и которым, впрочем, остался. — Как это — что? А там же, в столе, рядом с пачкой гандонов — что там лежит? Правильно. Пачка стодолларовых купюр, которые тебе позавчера отдал арендатор. Одной сотни ей будет достаточно, пусть возьмет себе наркоты. А если нет, сунешь ей две…
— Две будет слишком много, — сказал я, по-видимому, вслух, потому что девушка недоуменно подняла на меня голову.
Она сняла куртку и стояла передо мной по пояс голая, похоже, даже не замечая того.
Что это было за создание? Да, милая девочка, ничего не скажешь, лет шестнадцать-семнадцать, законченная наркоманка, дыры на сгибах локтей, фиолетовые круги под глазами, болезненная худоба… Жить ей, наверное, оставалось лет пять.
Образ, значительно усовершенствованный мною в тексте рассказа. Да и говорил этот образ на своем умопомрачительном языке:
— Чумаешь, дед? Я прикосила чуть… Ты уж меня постюби!
В общем-то, вполне понятно. Я отвечал, также используя молодежную феню, поскольку не так давно специально изучал ее для одного своего произведения.
— Ты затырки свои оскреби, чува! Пушиську тебе дам и гни на водолей.
Она даже не обратила внимания на мою мову, будто так и надо, что дед ее знает. Я понял: отравлена она гораздо серьезнее, чем показалось вначале.
Я распахнул дверь ванной и вытащил из шкафа чистую пушиську, то бишь — полотенце.
— Прям сразу и на водолей, — сказала она с каким-то странным кокетством в голосе. — А склянку нальешь?
— До и ли после? — спросил я.
Девушка захихикала.
— После чего?
Все эти слова сильно меня взволновали: я понятия не имел, что творится в ее голове и за кого она меня принимает, но было совершенно ясно, что девушка ведет себя так, будто собирается после ванны лечь со мной в постель.
Я метнулся на кухню, схватил бутылку, где было три четверти литра хорошего виски, два граненых стакана и вернулся в коридор. Проклятая тварь стояла в проеме ванной совершенно голая, только болтался на левой ступне один грязно-белый носок.
Я налил ей полный стакан и протянул. Лолита, ити твою мать.
— Играй своё! — требовательно воскликнула она.
У девчонки был впалый, серый живот. Ниже пупка, в свалянных волосах творилось что-то невообразимое, туда мне даже не хотелось смотреть.
[На полях: «Да, припоминаю…»]
Я налил и себе. Мы чокнулись.
— За вздутую разборку! — произнесла она тост, и мне стало окончательно ясно, что она принимает меня за кого-то другого, за того, кому она собирается сегодня нормально дать, ибо вздутая — на ее уродливом языке означало законченная. То есть, она думала своими потекшими от драга мозгами, что я — какой-то ее близкий знакомый, к которому она запросто пришла ночевать, успешно обтяпав какое-то дело, разборку, о которой тот человек (то есть, я) должен знать, и вот, теперь она буднично чухает по этому поводу склянку.
Когда девчонка скрылась в ванной, я немедленно засуетился, готовясь к предстоящему аттракциону и с ужасом думая о том, что она протрезвеет после водолея, и снова решит, что перед ней — швыдло.
2
Я полулежал на диване, периодически наполняя рот едкой жидкостью — маленькими порциями, чтобы до времени не опьянеть и хорошо запомнить все то, что должно произойти в этой комнате. Я слушал, как в ванной бьет о воду вода и предавался странным, несбыточным и ненужным фантазиям. Я вообразил, что эта девушка останется у меня навсегда, будет спать в моей постели, станет, в конце концов, моей женой.
До какой степени дошла ее болезнь? Существуют же особые клиники для наркоманов, а у меня вполне хватит средств оплатить лечение… Приплыла и уплыла, плескаясь, чисто рыбья мысль о том, что и мне было бы неплохо лечь с ней в ту же клинику, только лечиться я буду от другой, не менее позорной болезни. Вот так, рука об руку, наркоманка и алкоголик, вместе в одной палате — он за ней ухаживает, следит, чтобы не снялась там случайно какому-нибудь молодому доктору.
А дальше — больше. Ведь создал же Пигмалион Галатею: из какой-то уличной торговки — светскую даму. Я передам ей все свои знания о мире, сделаю ее душеприказчицей своих неизданных книг, завещаю ей всё свое имущество… Только надо как-нибудь отгородить ее от старых друзей, тех, кто сделал ее такой. Пусть дружит с новыми, моими — я смогу всех вернуть, снова начать общаться, выходить в свет. Снова, как в прежние годы, буду жить на даче, ходить за грибами сквозь золото дымных утр и собирать легионы гостей.
Мысленно я назвал ее Викой, сам не зная почему — может быть, за витые, торчащие в разные стороны жгутики слипшихся волос. Впрочем, имени я ее так и не узнал: лишь местоимением запечатлелась в моей жизни эта маленькая змея.
Дрянной запах она оставила в ванной. Вышла, завернутая в большое махровое полотенце, вся сияющая смуглой чистотой. Я уже и сам ждал ее в халате, предварительно промыв гениталии у кухонного крана. Хотелось лизать и лизать эти дырки на сгибах локтей, чтобы когда-нибудь зализать их начисто, вернув обратно чудесную юную кожу.
Она что-то сжимала в кулаке, какой-то кошелечек, маленький бумажник, который извлекла из своих джинсов, я не придал этому значения…
Глубокой зимней ночью на улице обнаружен труп бомжа, в то же время в городе пропал приезжий бизнесмен. Оба события как-то связаны, поскольку и убитый, и пропавший были одеты совершенно одинаково. Следователь Пилипенко в недоумении, а его друг, независимый журналист Жаров, просто потрясен: видеокамера ночного магазина зафиксировала таинственную фигуру, которую можно считать призраком убитого, если, конечно верить в то, что призраки на самом деле существуют. Только вот в чем нелепость: «призрак» появился в городе за несколько часов до того, как сам человек был убит…
На многолюдном пляже произошло странное событие: к берегу подошла неуправляемая яхта. Похоже, что экипаж спешно покинул судно, спасаясь от чего-то ужасного: об этом говорит и отсутствие надувной шлюпки, и загадочная запись в бортовом журнале, и совсем уж немыслимое – кофейник, кипящий на плите… Журналист Жаров вспоминает трагедию знаменитой бригантины «Мария Целеста», тайна которой так и осталась неразгаданной, но вскоре на одной из городских квартир находят труп хозяина яхты и к делу подключается следователь Пилипенко.
В курортном поселке работает аттракцион – лабиринт с пластиковыми стенами. Территория незначительная – с волейбольную площадку. Тем более странно, что в этом скоромном лабиринте один за другим исчезают люди. Журналист Жаров откликается на просьбу своего друга, хозяина аттракциона, и лично обыскивает каждый закоулок лабиринта. Пропавшие посетители не найдены, зато обнаружен труп… Теперь дело попадает в руки следователю Пилипенко: за этими загадочными исчезновениями, которые журналист уже готов объяснить теорией разрыва пространства-времени, сыщик обнаруживает конкретную историю, кровавую и страшную, вполне в духе времени, связанную с действием определенных сил.
По городу ползут странные слухи: в сумерках на окраине появляется устрашающая фигура, чей вид приводит в трепет запоздалых прохожих. Что это – экзотическое животное, сбежавшее из зверинца, переодетый человек или не известное науке существо? Независимый журналист Жаров решает выследить монстра. Когда на пустыре находят истерзанный труп, за дело берется следователь Пилипенко. Он не верит в таинственного «Пустырника» и расследует преступление, совершенное реальными людьми, по самой традиционной причине. Невероятным кажется ему лишь способ, которым было совершено убийство: пожилая женщина приручила целую стаю котов и уверяет, что может управлять своим «войском» при помощи древней магии…
На окраине города обнаружено древнее захоронение. Это настоящая археологическая сенсация: в запечатанном склепе покоятся останки самого Овидия – великого античного поэта. Сотрудников экспедиции ожидает триумф, но события оборачиваются трагедией: археологи погибают один за другим. Независимый журналист Жаров предполагает, что столкнулся с настоящим проклятием, наложенным на гробницу, но его старый друг, следователь Пилипенко, уверен, что имеет дело с серией хорошо продуманных убийств. И все же: какова природа таинственных явлений в древнем могильнике? Что видел на дне ямы сторож – настолько ужасное, что его разум не выдержал этого зрелища?
На диком пляже под Аю-Дагом найден труп девушки. Преступление выглядит как изнасилование и убийство, но многие странные факты наводят журналиста Жарова на мысль, что это – кара некой тайной секты, совершенная над одним из ее адептов. В тот же самый день неподалеку от города убита еще одна женщина. Следователь Пилипенко озадачен тем, что на второй жертве надето платье, каким-то образом взятое из гардероба первой. И уж совершенно никак нельзя объяснить, почему орудием убийства является яд, который используется только мировыми спецслужбами и террористическими группировками.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Повесть «Пробел» (один из самых абстрактных, «белых» текстов Клода Луи-Комбе), по словам самого писателя, была во многом инспирирована чтением «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», повлекшим его определенный отход от языческих мифологем в сторону христианских, от гибельной для своего сына фигуры Magna Mater к странному симбиозу андрогинных упований и христианской веры. Белизна в «онтологическом триллере» «Пробел» (1980) оказывается отнюдь не бесцветным просветом в бытии, а рифмующимся с белизной неисписанной страницы пробелом, тем Событием par excellence, каковым становится лепра белизны, беспросветное, кромешное обесцвечивание, растворение самой структуры, самой фактуры бытия, расслоение амальгамы плоти и духа, единственно способное стать подложкой, ложем для зачатия нового тела: Текста, в свою очередь пытающегося связать без зазора, каковой неминуемо оборачивается зиянием, слово и существование, жизнь и письмо.
![В долине смертной тени [Эпидемия]](/storage/book-covers/20/20b59336dc28de47dc7a206b6ad9ee6ea45788bb.jpg)
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».