Человек с каменным лицом - [5]

— О, господи! — простонал Карпов. — Опять завыла эта псина…

Он на секунду перепугался. Это уже второй раз, когда он разговаривает сам с собой. Но — Иван тут же успокоился: «Пусть думают, что я звоню кому-нибудь по телефону». Сотовый телефон у Карпова постоянно крали (похищали из кармана), поэтому у Ваньки не было мобильника. Только проводной аппарат. И, поскольку он всё время молчит (не трезвонит сиюминутно), то логика сама напрашивается: Карпов пробует позвонить кому-то сам. Зачем сидеть и дожидаться звонка, если намного проще снять трубку и позвонить самому?

«Нет, я не то хотел сказать, — продолжил Иван свои размышления (разговор с самим собой, но не вслух, а шёпотом). — Проблема не в том, что завыла соседская собака, а в том, что… В том, что это соседская девчонка, а не её собака. Соседская девчонка лезет ко мне в мозг. Как будто для неё он погремушка, которой можно поиграться. Ну, или соска. Чем они там интересуются, все эти малявки? Либо погремушками, либо сосками. Тьфу!»

Всё-таки, он решил попытать удачу. Выйти ещё раз на улицу и повесить эти трусики. Подвесить их к общему белью. Может быть, этот поступок заблокирует его мозг и Иван больше не будет так болезненно реагировать на собачий лай? Ему хотелось мыслить и чувствовать, как ребёнок. Чтобы чужая собака казалась ему другом, а не внешним раздражителем; чтобы соседи не казались ему самовлюблёнными эгоистами, которых интересует только секс и деньги, а не какой-то там жалкий инвалид по соседству; чтобы вытьё гнусной самки, как по волшебству превратилось для него в радостный лай; в то, что собака (друг) радуется приютившей её соседской девочке, а не пытается свести с ума гражданина Карпова (несчастного калеку из соседней квартиры).

Со всеми этими мыслями Карпов ложился спать. Он хотел проснуться и стряхнуть с себя накопившуюся усталость. Может быть, в глаз ему попал кусочек земли, когда он споткнулся? Как в каком-то фильме Данелия, где снимался замечательный весёлый толстячок Евгений Леонов. Ему в глаз попал осколок магического зеркала, на манер сказки о снежной королеве…

Но, если бывают заколдованные зеркала, то земля тоже может быть заговорённой. Из такой земли поднимаются зомбированные людоеды и идут, ищут свои дома, где плачут семьи, которые их похоронили. Ведь именно такой «мистической земли» попала Карпову в глаз крупинка. Иначе бы он не вырыл трусики. Вернее, не увидел бы их, а не просто вырыл.

Когда он спал, то его опять мучили кошмары. Может быть, Карпов и забыл по рассеянности о той чёрной фигуре, но всё это ему снилось. И Карпов опять с мокрой подушкой проснулся. Зарёванной во сне.

3

Когда он вышел из душа, долго смывая с себя перемешанные с мокротой слёзы, то скинул с пояса полотенце и машинально взял в руки трусы…

Хорошо, что он не начал их натягивать. Иван Карпов был страшным чистюлей, а трусы, кроме того, что они детские, все измазаны землёй и какой-то… грязью серо-зелёного цвета. Карпов тут же отшвырнул от себя эту гадость. Детские трусики упали на пол не мягко, а так, словно к ним был приклеен щебёночный камешек. И правда, — когда Карпов вывернул их наизнанку, внутри заметил зелёную стекляшку. Видимо, это был кусочек отколотой пивной бутылки… В стеклоприёмном пункте её называют «евро».

Только теперь до Карпова начало доходить, что означало слово, пришедшее ему в голову, когда он чуть не выкинул эти трусики. Те, о которые он споткнулся, возвращаясь из почтового отделения, где он получал пенсию. Что такое «улика».

Просто, Карпов проснулся и впервые начал трезво мыслить. Он подумал о том, что посоветовали бы ему лечащие врачи, расскажи он о всём, что с ним приключилось. Верно, они посоветовали бы ему идти в милицию. И рассказывать не им, не своим «нянькам», которые его опекают, а районному участковому. Подробно рассказывать о той чёрной фигуре, которую он увидел подкравшейся следом за соседкой, развешавшей всё своё бельё.

И если он не сходит в милицию и не отнесёт туда эти грязные… эту «тряпочку», он никогда не снимет с души камень. Надо поторапливаться, иначе эта мерзость будет торчать у него, как кость в горле. Грязная тряпочка с вонзившимся пивным осколком. Что-то гнусное и ужасное. Во всяком случае, Иван почти всегда воспринимал грязь с такой агрессией, стоило только ему помыться. Он очень высокомерно, свысока смотрел на эту тряпочку с засохшей за ночь грязью. Сейчас её даже не узнать: на что она похожа? Но Иван очень хорошо помнил о вчерашнем вечернем происшествии. Он-то уж знал, на что!

Он помнил, как вышел из дома. Помнил, как осмотрелся вокруг и увидел, что нет никого постороннего, кто мог бы ему помешать. Помнил, как он подвешивал на бельевые верёвки выстиранные детские трусики (выстиранные своими трудовыми мозолями). И отдавал себе отчёт, по какой причине они оказались сызнова грязными и обезображенными, по-прежнему лежать в его квартире. Они лежат у него на полу по той дурацкой причине, что это подмена. И лишь единственное, о чём он совершенно не помнил, это о том, продолжал ли он дальше сидеть у окна и выслеживать соседскую женщину; неторопливо дожидаться, пока не высохнет её бельё и убедиться, что она не отшвырнёт «чужую тряпочку» и её не подберёт какая бы то ни было милицейская собака-ищейка. Он не помнил, сел ли подле окна или свалился без сил, упав на постель прямо в ботинках и вырубившись до ближайшего утра.