Человек с двойным дном - [130]

В 1970 году я написал статью в защиту А.Г., после того, как 20 февраля 1970 года в газете «Вечерняя Москва был опубликован фельетон, где жизнь и деятельность А. Глезера изображалась в самых черных тонах с обязательным стандартным набором всех ругательств, к которым прибегают некоторые журналисты, когда пишут о людях неугодных. К сожалению, когда в наших газетах появляются подобные статьи, человеку, против которого они направлены, практически уже невозможно оправдаться: все учреждения, включая творческие союзы, издательства, редакции других газет, милиция, народный суд и т. д. воспринимают такую статью как приказ. Творческие союзы, как правило, изгоняют заклейменного из своих рядов, издательства перестают издавать, ни одна газета (в том числе и та, которая напечатала осуждающую статью) не напечатает опровержение, даже если в статье будет заведомая ложь. Милиция тут же начинает интересоваться, как человек живет, где работает, на какие средства существует и, конечно, грозить преследованием за тунеядство. Ни один суд не обвинит газету в клевете, даже если она будет очевидной.

Откуда такое равнодушие? Почему никто даже не подумает разобраться, что правда, а что нет?

Все очень просто. Вступает в силу закон: «жена Цезаря вне подозрений». А кто же тогда Цезарь? В заголовке стоит адрес: «Газета Московского городского комитета КПСС и Моссовета». Ну так что же? И МГК партии наверно ошибается, и Моссовет не святой.

Но в статье об А. Глезере, помимо обычных сплетен о личной жизни, сообщались сведения, которые журналист мог узнать только в органах КГБ. А с этой организацией, помня печальное прошлое, у нас не спорят. Мнения и рекомендации органов КГБ, в какой бы форме и через кого бы они ни передавались, звучат как приказ, неисполнение которого грозит, мягко говоря, неприятностями…

…Прошло несколько лет и 12 декабря 1974 года в той же самой газете, за подписью того же журналиста, подписавшегося Р. Строковым, появляется новая статья об А. Глезере с обвинениями гораздо более серьезными.

…С этих пор начались новые злоключения поэта и коллекционера А. Глезера. В самой разной форме, от телефонный звонков до встреч на улице поздно вечером и открытой слежки, его шантажировали и запугивали, требуя, чтобы он не информировал иностранных журналистов о происходящих событиях… 12 декабря с раннего утра органами КГБ у него проводился обыск.

…Следователь КГБ Грошевень Н. А. прямо заявил, что у него достаточно материала для возбуждения против Глезера уголовного дела. Но пока «высшее начальство» не приказывало это дело возбудить, пусть немедленно оформляет документы и подает на выезд из СССР.

…Всего этого оказалось мало. 22 декабря 1974 года А. Глезера в Ленинграде арестовали за то, что он будто бы во-время не предъявил документов работникам милиции. Произошло это в день открытия выставки пятидесяти ленинградских художников.

Без прокурора, адвоката, свидетелей и народных заседателей дежурный судья на основании показаний работников милиции присудил А. Глезера к 10 суткам ареста. В тюрьме его немедленно обрили наголо!

20 ленинградских художников, участников выставки, обратились с письмом к прокурору района г. Ленинграда с просьбой освободить А. Глезера, приехавшего на выставку в качестве гостя художников.

Органы КГБ по этому поводу хранят молчание и делают вид, что они тут ни при чем.

…Начальник оперативного отдела штаба УВД Ленобисполкома, подполковник Ю. Г. Парфенов, лично руководивший операцией по аресту Глезера, заявил художникам, интересовавшимся судьбой арестованного: «…а если он будет плохо себя вести под арестом, то и 30 суток получит!».

Ну что ж! Свидетелей нет. Художникам в свидании с ним отказали. Посмотрим, что будет, когда окончатся эти 10 суток!

Москва, 25 декабря 1974 г. Художник Оскар Рабин.

Жаль, что ленинградские художники ограничились лишь робкой просьбой к прокурору. Яша Виньковецкий придумал выдвинуть требование: «Или освободите Глезера, или снимем со стен картины». На него зашипели, зашикали. Эх, дурачки! И не в благородстве суть, не в том, что меня, приглашенного ими, арестовали, практически, на их выставке. Блестящая возможность достойным образом привлечь к себе внимание была упущена.

Предположим, что в результате Глезера освобождают. Это означает, что художники в данный момент сильнее КГБ. Журналисты статей бы понаписали, пруд пруди! А ежели власти на ультиматум не реагируют и выставку приходится закрыть? Ну и что? Велика беда! Один день или четыре она функционировала — не принципиально. Важно, что отвоевали на нее право. Зато какой резонанс был бы на самозакрытие! Да никогда бы начальство его не допустило! Нате вам вашего Глезера, подавитесь им, только не вякайте! Иначе бы не ответили. Гарантирую. Но ленинградцы не использовали этот великолепный шанс. И зарубежная пресса откликнулась на их экспозицию скупыми информационными строчками. После бульдозеров и Измайлова это было уже малозначительное для Запада событие.

Однако пока что Парфенов ждет моего ответа. Если не обманул, что скоро выпустят, то хорошо. Если врет, то все равно сидеть десять суток. Бери, подполковник, отпечатки пальцев. В арестантской машине едем по вечернему Ленинграду. Он норовит побеседовать. Сначала о живописи. Вы — человек со вкусом. Неужели выставка вам понравилась? Много на ней непрофессионального и чисто экспериментального. Одну же картину, не помню, чью, экспонировать вовсе не следовало — назавтра люди работать не смогут.