Человек с двойным дном - [110]

— А разве вы меня шантажируете? — неумело удивляется Алешин.

— По-моему, нет.

— И по-моему, тоже.

— Вы что думаете, что если мною занялось КГБ, то стану ручным? Ошибаетесь!

— Глезер, возьмите себя в руки. Лучше напишите, вы и ваши друзья, дополнительные объяснения к искам! Как все это происходило пятнадцатого сентября, причем поточнее и с деталями.

— Я больше ничего не должен писать! Вы имеете все материалы для судебного процесса и нарочно волыните. Подыгрываете хулиганам в мундирах. Сколько раз вы собираетесь нас гонять?

Тут Алиса и Юра меня чуть ли не выталкивают за дверь.

— Что ты, старик, завелся? — улыбается Жарких. — Не видишь, он тебя злит? Давай лучше по-быстрому напишем то, что он просит.

А я чувствую, и впрямь, нервы что-то шалят. Слишком много почти без передыха на них за три месяца навалилось. Вышел на лестницу покурить. Вернулся. Ребята уже закругляются. И я уселся сочинять. Юра занес дополнение. Алешин снизошел, принял. Следом Алиса. Только я подошел к двери, она кричит:

— Саша, Жарких забирают!

Смотрю, два человека в штатском прижали его к стене. Подбегаю.

— В чем дело?

— А вам чего надо?

— Моя фамилия Глезер. В здании суда вы напали на моего друга и гостя из Ленинграда художника Жарких.

— Никто не нападает. Мы просто хотим, чтобы он прошел на две минуты с нами.

— На каком основании? И откуда вы сами? Имейте в виду, силой ничего не получится. Вас двое и нас двое. Будем драться.

Здесь и Юра вступил:

— Я же просил предъявить документы!

Они переглянулись. Достали удостоверения. Один капитан Христофоров. Второй лейтенант Воронов. Оба из 120-го отделения милиции, того самого, что участвовало в бульдозерном погроме и расположенного в том же здании, что и суд. Христофоров большеголовый здоровяк. Его напарник плюгавый, с гнилыми зубами. Точь в точь Шариков из «Собачьего сердца» Булгакова.

— Можете подождать минутку, пока отдам судье бумагу? — спрашиваю.

— А зачем ждать? Мы пойдем. Догоните.

— Как бы не так! Кто вас знает, куда вы его затащите! Нет уж, разделяться не станем.

Поднимаемся на пятый этаж. Жарких заводят в какую-то комнату, а меня не пускают. Наконец врываюсь. Юра сидит за столом, а черемушкинский Шариков протягивает ему бумагу:

— Напишите, зачем вы в Москву приехали, когда и насколько.

Отзываюсь:

— Он приехал вчера ко мне в гости. Это что — преступление?

— Закон нарушаете. Живет у вас человек без прописки, а вы еще шумите.

— При чем же тут Жарких? Меня задержите и оштрафуйте. Я достаточно зарабатываю. И, кстати, откуда милиция узнала, что мы сегодня будем в суде? Какая организация вам об этом доложила?

Шариков растерялся, но капитан Христофоров в карман за словом не полез.

— В журнале «Крокодил» прочли! — и захохотал, довольный собственным остроумием.

Юра задумался, а парочка Христофоров — Воронов, склонившись над ним, повторяет:

— Пишите, на сколько дней приехали, пишите, на сколько дней приехали…

Это они явно по заданию КГБ хотят его, как человека активного, поскорее спровадить из Москвы.

— Юрочка, ты же не станешь меня обижать! Мы ведь договорились, что ты погостишь две недели.

— Конечно, конечно! — подключается Жарких.

— Ну, теперь-то вы можете идти, — миролюбиво говорит Христофоров. — Отдавайте бумаги судье. Ваш приятель через две минуты будет свободен.

Похоже, что так. Спешу к Алешину, а то еще уйдет. Едва выхожу от него, как ко мне бросается Алиса:

— Они его вниз только что повели!

— Ах, скоты, скоты! Обманули все-таки!

Хватаю тяжелый Юркин этюдник и бегу по лестнице с криком:

— Жарких! Жарких!

Этюдник бьет меня по ногам, со страшным шумом ударяется о железные прутья лестницы.

— Жарких! Жарких!

Не откликается. Выскакиваю на улицу. Справа милицейская машина. Заглядываю в нее. Пусто. Какой-то милиционер басит:

— Что вы ищете?

— Своего друга.

— Не спрятали же мы его в багажник!

— Можете и в багажник спрятать, и на части разрезать, на все способны!

Выбежавшая из подъезда Алиса смеется:

— Саша, перед тобой же отделение милиции! Юру наверное туда завели.

Слона-то я и не приметил. Юра и правда там оказался. В коридоре, налево от входа, огромная комната. Похоже, что дежурка. И через застекленную дверь вижу, он снова что-то пишет. Как потом выяснилось, двухнедельное пребывание Жарких в Москве кого-то не устраивало, и на него давили, чтобы дал расписку, что уедет в течение суток.

Вознамерился войти. Однако детина в мундире держит, дверь с обратной стороны. Все же удалось проникнуть. Но тот же детина хватает меня за плечи, за руки, пытается вытолкнуть в коридор. Отбиваюсь. Спрашиваю, почему хамит.

— Мне так нравится!

— Ваша фамилия?

— А ну иди отсюда!

Подбегаю к возвышающемуся над барьером дежурному:

— Кто этот хулиган? Почему он себе позволяет грубо со мной разговаривать?

— А кто вы такой?

— Гражданин Советского Союза. Писатель.

Последнее очевидно произвело на дежурного впечатление. Поднадзорных и бесправных граждан в СССР 250 миллионов. С ними церемониться нечего. А с писателем свяжешься на свою голову.

— Чего ты боишься назвать фамилию? — спрашивает собрата.

— Боюсь?! — оскаливается детина. — Сержант Никитин моя фамилия. Ясно? А сейчас покиньте помещение!