Человек с двойным дном - [11]
В 1956 году, после речи Хрущева на XX съезде партии, наиболее пытливые отпрянули от втолкованных ложных истин и попытались сами во всем разобраться. Однако в целом масса технической интеллигенции почти не трансформировалась. Она приняла объяснения: режим ни в чем ни виновен, партия ни в чем не виновна. Виновен лишь культ личности. Лишь Сталин. Но если ее, техническую интеллигенцию, не затронули за живое политические проблемы, возникшие в связи с осуждением бывшего гениального зодчего, если она лениво отмахнулась от них, то уж литература и искусство совсем не трогали технарей. Здесь все выходящее за рамки привитого им заботливыми воспитателями вызывало яростное отталкивание. Бессчетное число раз приходилось слышать: «Если я, человек с высшим образованием, этого не в состоянии понять, то как же народ?
Для большинства моих сослуживцев в начале шестидесятых годов существовали ясные социалистические и классические произведения, а остальное, заумное, заклейменное казенными ярлыками: формализм, модернизм, искусство для искусства было «проникнуто духом чуждой буржуазной идеологии». Но эти люди не были тупы, нелюбопытны, и ограниченны от рождения. На протяжении десятилетий их духовно обкрадывали, отгородив от мира железным занавесом, запретив читать романы Достоевского и стихи Мандельштама, смотреть картины Моне и Кандинского, знакомиться с философскими трудами Бердяева и Ницше. За нарушение запретов грозила жестокая вплоть до лагерей кара. Их не воспитывали, их изуродовали.
И вдруг, как снег на голову, выставка Эрнста Неизвестного. Что за ужасные скульптуры! Во имя чего, для кого они сотворены? Но, о смущение умов! Кто-то это безобразие хвалит, кто-то его отстаивает и приводит доводы, которые невольно заставляют задумываться. Дискуссия разгорается. А молчаливое большинство внимает. Оно пока что настроено против, но впервые выслушивает тех, кто за! Раньше такой возможности не было. Сейчас же и скульптуры эти, и молодые их защитники в полном смысле слова в двух шагах. Вышел из института, заглянул мимоходом в клуб и… Но вот неотразимый выпад соратников участника штурма Зимнего: нет, скульптор не кривляется, он не умеет по другому; чтобы скрыть свое неумение, ударился в модернизм. Для умницы Неизвестного — сие не сюрприз. Поднимает над собою большие фотографии:
— Это мои ранние работы. Я специально принес их, чтобы показать, что так тоже могу.
И поколеблены дружные ряды. И благодатный червь сомнения закрадывается в мозги. А через месяц — вечер, посвященный восьмидесятилетию Пикассо. На стенах репродукции его полотен с разъятыми скрипками, женскими фигурами и еще Бог знает чем. Но Илья Эренбург, известный писатель Государственный лауреат, борец за мир (а для советских людей авторитеты неотразимы!) подробно рассказывает о творчестве Пикассо, доступно объясняет его, охотно отвечает на вопросы. Вода камень точит. Наши усилия не пропали даром. Те, кто год назад плевались, читая Блока и Есенина, теперь искали их книги, те, кто пренебрежительно отзывались об импрессионистах и Матиссе, шли в музей имени Пушкина… Они становились не только культурнее, но и терпимей, ибо терпимостью к иному, к непонятному учит собственный опыт.
Могло ли нравиться пастухам, что разбредается стадо? Могло ли понравиться нетерпимым (большевистский лозунг — «Кто не с нами, тот против нас!» — даже и посередине быть нельзя, только с ними), что их подопечные обретают нормальную человеческую сущность? Нет! Уже по всей стране распускало корни инакомыслие, и с ним боролись. Уже разгоняли, да что разгоняли — арестовывали! — молодых поэтов, которые собирались у памятника Маяковскому и читали свои стихи. Уже чернили в прессе «подпольных» художников, устраивающих выставки на частных квартирах. А тут, на тебе, официально, под крылом райкома комсомола функционирует идейно-вредный клуб. Необходимо его прикрыть.
Первую попытку предприняли весной 1962 года. 24 апреля мы наметили провести вечер Модильяни. Напечатали, как обычно, в типографии пригласительные билеты. Но имя Модильяни в СССР и ныне мало кому знакомо. А тогда и подавно слышали о нем лишь специалисты и узкий круг истовых любителей живописи.
— Что за блажь, — возмутились в райкоме партии — пропагандировать французского модерниста! — и запретили проводить вечер.
Отправляюсь к заведующей отделом пропаганды и агитации райкома Рублинской. Захожу как ни в чем не бывало в кабинет, с любезной улыбкой протягиваю пригласительные билеты. Сухая, неизменно сдержанная Рублинская не повышает голоса:
— Это мероприятие нами запрещено. Накануне праздника трудящихся всего мира 1 мая вы почему-то организуете вечер памяти какого-то Модильяни.
Всем своим видом протестую против подозрений, что наш клуб уничижает 1 мая. И на их партийном жаргоне:
— Мы специально перед праздником трудящихся проводили вечер, посвященный Модильяни, — замечательному художнику, который в условиях буржуазного общества умер от голода.
— Вот как! Я об этом не знала.
— Да-да. Все продумано очень серьезно. Приедут выступать Эренбург. Назым Хикмет, Вознесенский.
Она минуту-другую колеблется и потом:
У каждого из нас есть пожилые родственники или знакомые, которые могут многое рассказать о прожитой жизни. И, наверное, некоторые из них иногда это делают. Но, к сожалению, лишь очень редко люди оставляют в письменной форме свои воспоминания о виденном и пережитом, безвозвратно уходящем в прошлое. Большинство носителей исторической информации в силу разнообразных обстоятельств даже и не пытается этого делать. Мы же зачастую просто забываем и не успеваем их об этом попросить.
Воспоминания полковника американской армии Филипа Дж. Корсо о своей службе в Пентагоне, о работе с обломками инопланетных кораблей, о развитии секретных технологий под прикрытием. "Меня зовут Филип Дж. Корсо, в течение двух незабываемых лет в 1960-х, когда я был подполковником в армейском подразделении, занимающемся Инопланетными Технологиями в Военном Управления Исследований и Развития в Пентагоне, я вел двойную жизнь. В своих обычных повседневных занятиях по исследованию и анализу систем вооружения армии, я исследовал такие темы, как вооружение вертолетов, которое разработали во французских вооруженных силах, тактическими сложностями разворачивания противоракетных комплексов или новыми военными технологиями по приготовлению и хранению пищи в полевых условиях.
Первое издание на русском языке воспоминаний секретаря Наполеона Клода-Франсуа де Меневаля (Cloude-Francois de Meneval (1778–1850)) и камердинера Констана Вери (Constant Wairy (1778–1845)). Контаминацию текстов подготовил американский историк П. П. Джоунз, член Наполеоновского общества.
Книга содержит краткое обобщение трудов известных гидротехников России и собственных изданий автора. Изложен перечень документов по расчету и строительству земляных плотин, в том числе возведения сухим способом и намывом. По ней удобно произвести квалифицированное проектирование и строительство земляных плотин, не прибегая к помощи специализированных организаций. Книгу можно использовать для обучения техников и инженеров в неспециализированных институтах.
В первых числах мая 2015 года «Букник» задал своим читателям вопрос: «Что у вас дома рассказывали о войне?». Сборник «Лишь бы жить» включает в себя более двухсот ответов, помогающих увидеть, как люди в течение семидесяти лет говорили о войне с близкими. Или не говорили — молчали, плакали, кричали в ответ на расспросы, отвечали, что рассказывать нечего.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.