Человек — одинокая звезда - [15]

— Ох, Коуди, да она… — Рэгги с усилием сглотнула, чтобы не позволить слезам вырваться наружу.

Коуди стоял и, горестно сжав губы, смотрел на корову. За многие годы он видел подобное много раз, но чувство безысходности, которое при этом всегда испытываешь, не ослабевает.

— Да! — Он с ощущением безнадежности швырнул на землю свою загубленную рубашку. — Теленка надо скорее везти в коровник.

Рэгги, чуть живая, поднялась, не в силах оторвать взгляд от безжизненно лежащей коровы.

— А с ней… что ты будешь делать?

Коуди услышал, как дрожит ее голос, и чуть не застонал, безмолвно проклиная себя за то, что позволил ей остаться. Он ведь знает — сердце у Рэгги такое доброе, мягкое, а тут шансы спасти и корову и теленка были ничтожны. Как он допустил, чтобы ей пришлось увидеть и пережить это зрелище!

— Принесу домкрат, лопату и вырою ей могилу.

Не в силах больше выносить вида убитой горем Рэгги, он отвернулся, завернул теленка в рубашку и стал подниматься по насыпи. Устроил малыша в кузове грузовика, взял с пола бачок с водой, полил себе на руки и грудь и энергично растерся, словно пытаясь изгладить из своей памяти все воспоминания об этих родах. Когда он через несколько минут вернулся в овраг, Рэгги стояла в той же позе, в какой он ее покинул, и пристально смотрела на мертвую корову.

— Рэгги, — пробормотал он, с глубоким вздохом подойдя к ней; не дождался ответа и обхватил руками ее плечи, намереваясь притянуть к себе. — Ладно, уйдем отсюда.

Со сдавленными рыданиями она повернулась и спрятала лицо у него на груди. Изумленный, Коуди осторожно обнял ее за плечи, от звука этих рыданий сердце его рвалось на части.

— Шшш, — успокаивал он ее, гладя по спине. — Ну полно, полно… Мы сделали все, что могли.

Но она, прижавшись к нему, продолжала плакать, и слезы текли по его груди. Коуди обнял ее крепче; он держал ее в объятиях, как много раз в прошлом, когда давал ей утешение и плечо, на котором можно выплакаться. Но теперь он испытывал боль и его мучили противоречивые чувства. Он закрыл глаза, пытаясь совладать с собой, но как не ответить на порыв тесно прижавшегося к нему тела — он терял всякий контроль над собой. Не в состоянии противиться искушению, он прикоснулся губами к ее волосам, вдыхая ее чистый, женственный аромат… Но он не обманывал себя — это не утолит его жажду. Удалиться от нее, пока не сделал того, о чем потом пожалеет! И он слегка отодвинулся и обхватил руками ее щеки.

— Рэгги, я…

Но слова, готовые уже сорваться с губ, повисли в воздухе, когда взгляды их встретились. В ее затуманенном слезами взоре читалось такое доверие, такое желание быть рядом с ним, — Коуди чувствовал, как эти чары берут в плен его сознание. С прерывистым стоном он снова притянул ее к себе и легонько прижался губами к ее губам. Почувствовал, как она напряглась, — теперь он просто обязан отпустить ее… Но губы ее, прижатые к его губам, смягчились, тело постепенно расслабилось, она подняла руки и обняла его за шею.

Прошедших лет словно не было — они снова стали подростками, которые поддаются искушению, украдкой целуясь в сарае, где их никто не может увидеть, — первый в жизни сексуальный опыт. Но их и тогда и сейчас неодолимо тянуло друг к другу, только теперь у них за плечами был опыт прожитых лет.

Горячее солнце обжигало их, как и огонь, неистово горящий в их телах и душах. Остановиться, пока у него хватает сил и решимости…

Коуди неохотно отодвинулся, нежно касаясь кончиками пальцев ее лица. Взгляды их встретились — и они не могли оторваться друг от друга. Он всего лишь положил руки ей на плечи, желая успокоить, утешить и ее и себя, — и земля, казалось, зашевелилась у них под ногами… Секунды превратились в вечность, глаза тонули в глазах. Оба твердили про себя горькие вопросы, которые ни он, ни она не смели высказать вслух.

«Почему ты покинул меня, Коуди?» — «Почему ты не дождалась меня, Рэгги?» — «Почему ты не вернулся за мной, Коуди?» — «Как ты могла выйти замуж за другого, ведь говорила, что любишь меня?»

— Коуди… нам пора… — пролепетала она, опустив наконец глаза.

Да, Рэгги права — он дышал часто и неровно, — надо позаботиться о теленке, да и дети их ждут.

— Пора, Рэгги, пора, — согласился он, убрал руки с ее плеч и повернулся, проклиная себя: ну и дурак же он — никогда они не смогут стать только друзьями.

А Рэгги, приложив пальцы к губам, все еще чувствовала его поцелуй и спрашивала себя: как это все произошло? Бросаться в его объятия вовсе не входило в ее планы, но стоило ему к ней прикоснуться, стоило ей почувствовать на своих плечах силу и надежность его рук — и она мгновенно поддалась. Он ей нужен и теперь, как был нужен всегда. С ним хотелось ей делить и радость, и горе, и разочарование; он ее защита и опора — так говорит ей сама ее природа, ее безошибочный женский инстинкт. Как только губы его коснулись ее губ, горячий поток воспоминаний захлестнул ее. Последний раз он целовал ее в ту ночь — ее единственную счастливую ночь — одиннадцать лет назад, когда он сделал ее женщиной и она поняла, что только он — ее судьба.

Вздохнув, она оперлась руками о верхнюю перекладину стойки, а подбородком прижалась к рукам и засмотрелась на осиротевшего теленка. Что ж, какое бы будущее ни ждало их с Коуди, она никогда не пожалеет об этом утреннем поцелуе, как никогда не жалела о том, что произошло между ними в ту далекую последнюю встречу.