Человек на балконе - [47]

Я расположился на заднем сиденье вместе со своим другом немецко-итальянского происхождения Дэном Лайтером. Он, это уж точно, был самым белым из нас. С Дэном мы познакомились и подружились с первых наших дней в колледже и весь второй курс прожили «руммэйтами», т.е. соседями по общежитию. Почему-то он всегда утверждал, что он итальянец и хотел казаться итальянцем, несмотря на то, что родом был из Южного Тироля, что на севере Италии, где, как известно, издавна живут немцы, процветают немецкая культура и немецкий язык. Более того, по материнской линии он был евреем — то есть, получается, евреем он был самым что ни на есть настоящим. Дэн не обладал ни итальянским именем, ни итальянской внешностью — он был бледным и худосочным ботаником, увлекающимся компьютерами и часами засиживающимся в библиотеке. Однако он упорно называл себя итальянцем, возможно, для того чтобы казаться жеребцом и нравиться девушкам. Срабатывало не часто. Но что-то нас объединяло и крепко сближало, родство душ явно присутствовало между нами. Мы постоянно учились друг у друга чему-то новому — я подсадил его на английскую группу «Радиохэд», он познакомил и влюбил меня в американскую «Уизер», я познакомил его с девушкой, с которой он встречается до сих пор, он посвятил меня в таинства наук истории и философии. К моему большому сожалению, пути наши впоследствии почему-то разошлись где-то на третьем курсе, он все больше уходил в свои компьютеры и чаще пропадал со своей девушкой в библиотеке, я все дальше уходил в марихуанную дымку и муки саморазрушения.

Как мы все оказались в одной машине? Нам с Дэном нужно было в Нью-Йорк на день благодарения к его еврейским бабушке и дедушке в Квинсе. Так как автомобиля ни у кого из нас не было, мы искали попутчиков, которые за цену бензина доставили бы нас до пункта назначения. И тут в нашей жизни появилась Синтия. Я не был знаком с ней до этого, слава о ней ходила среди студентов и я, конечно же, заметил ее сиськи и попку, но познакомиться не решался. Слишком уж она казалась независимой, слишком горячей, слишком латиноамериканской. Я помню, как шикарно она выглядела в своем цветастом платье, когда подошла к нам с Дэном в столовой. Точнее, подплыла в дуновении своего южного ветра, качая своими южными бедрами, издавая томный запах страсти.

— Хей, парни, я слышала вам нужен «райд» до Нью-Йорка. Мы с подругой собираемся домой в Бруклин и можем вас подбросить. Разумеется, вы платите за бензин. Вы смахиваете на симпатичных парней. Выезжаем завтра.

Дэн чуть не поперхнулся своим гамбургером, хрен его явно дымился. Отказываться от такого предложения было бессмысленно.

И вот мы катились в ее подуставшей «тойоте» поздним октябрьским вечером возле города Олбани. Разговор наш был примерно таким:

— Дэн, расскажи нам о своей родословной, у тебя явно интересное происхождение.

— Ну, вообще-то я итальянец. Bonjourno signore, хм, так вот. Папа мой из региона Южный Тироль, мама из Нью-Йорка, поэтому у меня двойное гражданство — американское и ЕС.

— Уау, — завистливо вздыхает Синтия. — Да о таких паспортах все мечтают! Тебе же открыта дорога в любую страну мира в безвизовом режиме! (Не знаю, зачем она это сказала, возможно, родственники ее проживали в Штатах нелегально.)

— А, ну да. Но мой регион самый прекрасный. Альпийский климат в Италии очень полезен для физического и душевного здоровья. Мой род живет в этих краях очень давно. Фамилия моя Лайтер, что в переводе с… хм, немецкого означает две вещи: «лидер» и «лестница».

— Ну, в твоем случае это уж точно означает «лестница», — насмешливо говорю я. — Нет, моя фамилия означает «лидер».

— Уверен, что это «лестница».

— Нет, «лидер»!

Я бы с радостью еще немного посмеялся над Дэном, но в этот момент меня подвел мой желудок, и я бесшумно перданул в заднее сиденье машины. С утра я съел яичницу с помидорами из не совсем свежих яиц и не совсем свежих помидоров. Всю поездку желудок мой бурчал и вот теперь не выдержал напряжения и спустил газку в спертый воздух автомобиля. Результатом стала оглушающая вонь, смесь тухлых яиц и желудочного угара, которая мгновенно распространилась по салону — она мешала нашим словам доноситься друг до друга, глаза слезились, а дыхание нервно прерывалось тяжелым кашлем. Никто не хотел поднимать тему разговора насчет того, кто же все-таки испортил воздух, поэтому все угрюмо молчали. Я решил притвориться спящим, так как это казалось мне единственным выходом из столь неудобного положения. И только я закрыл глаза, как на меня навалилась реальная усталость, и я заснул по-настоящему. Заснул минут на десять. Мне снились нежно-голубые Альпы с их журчащими ручейками и вечерней прохладой. Мне снились коровы, пасущиеся в этих горах, черно-белые, как на обертках «Нестле», и большегрудые румяные беловолосые немецкие доярки, которые их доят. Мне снились высокое тирольское пение и холодная кружка пива. Мне снилось…

Я проснулся от пронзительного крика Лизы Дель Розарио, она орала так, будто ей делали маточную операцию. Когда я открыл глаза, казалось, весь мир ходит бешеным ходуном. Было уже темно, но я видел и чувствовал, что нашу машину стремительно крутит вокруг своей оси прямо посреди хайвэя. Это было похоже на те детские аттракционы, где людей сажают в кабинки и закручивают до тех пор, пока им не станет плохо. Отличие заключалось в том, что уши мои закладывали отчаянные крики сидевших рядом людей, гул клаксонов, проезжающих мимо машин, и мы находились в реальной опасности. Контраст между моим розово-милым сном и тупой безысходностью происходящего был настолько велик, что мне стало не по себе, я потерял дар речи. Не то чтобы я растерялся, но явно оторопел. «Тойоту» продолжало крутить, Лиза все так же надрывисто орала. «Видно, Синтия потеряла управление, на улице скользко, нас занесло, — думал я про себя, пытаясь успокоиться. — Еще немного, и мы остановимся, главное, убрать машину с дороги». Я посмотрел на лицо Дэна. Я никогда не забуду это лицо, бледное как лист бумаги, устремляющее глаза куда-то в пустоту. Кажется, он что-то бормотал, но мне это было уже не интересно, и я взглянул на нашего водителя. От того, что я увидел, душа моя упала в пятки, и они зачесались. Синтия закрыла свои глаза обеими ладонями, подогнув колени, и вся сжалась в сиденье, как испуганный сурок. ОНА ОТПУСТИЛА РУЛЬ! Лиза пыталась ее как-то растормошить, но все безуспешно. «Вот дура, мать твою!» — не успел подумать я, как нас неожиданно перестало крутить.