Человек из Преисподней. Джунгли - [229]
…До самого конца дойти – это нам обязательно надо, говорил Знайка. Было это совсем недавно, вчера – а может, и позавчера, или даже дня четыре назад – перед самым отбоем, когда он, ворочаясь и пыхтя, умащивался спиной к спине, для лучшего согревания. Умащивался – и разглагольствовал. Пусть даже и пусто там, на нулевом. Это знаешь, как в средние века первооткрыватели всё хотели до краешка Земли добраться. И узнать, наконец! И китов увидеть, и черепаху, и место, куда спускается небесная твердь… Вот так же и мы. Честно тебе скажу – тогда, у завала, очень уж испугался, что сломаешься ты. Может, и не застрелишься, конечно – но сломаешься. Совсем. До усрачки испугался. Видал я ваших, кто обойму потерял… Тяжело, конечно, кто спорит. Неподъемно! А я… я же не дойду один! Вот и злил тебя. У меня инстинктивно вышло. Я ж тебя знаю как облупленного. Для тебя злость – лучший мотиватор. И ведь получилось, а? Расшевелил я тебя, согласись? Ах ты конь ты педальный, ласково сказал Серега. Это, значит, ты не того обосрался, что я щас пулю себе в лобешник пущу – хотя у меня и в мыслях не было – а обосрался ты потому, что я пущу – и ты один останешься и не сможешь до самого конца добраться. То есть, значит, не за меня ты волновался – а за себя. Свинья ты научная, вот ты кто. Ни боже мой, отозвался Илюха. Если и свинья – только под дубом. Вот с этой свиньей я согласен. Которая в поисках рыщет, уточнил Серега. Именно, ответил Илья. Ведь только тогда мы и превращаемся из свиньи в человека, когда не бесцельно жрем и кишку напрягаем – но тогда, когда познаем окружающее. В этом наша цель. Ну, цели-то разные у человека бывают, отозвался Сотников. И не только эта цель отличает человека от свиньи. Не спорю, согласился Знайка. Разные. Но должна она быть обязательно. Без цели человек – так себе. Он презрительно сплюнул. Без цели человек не живет – существует. Влачит, так сказать, жалкое существование. Главное, чтоб была она, эта цель. Понимаешь? Это первое. А второе – должна это быть не такая цель, чтоб пожрать повкуснее или под себя побольше нагрести. Не-е-ет. Это цели мелкие, подленькие. Цель должна быть такая, чтоб мир после тебя лучше стал. И потом, в конце жизни, тот, у кого была она, эта цель, кто посвятил себя ей – путь даже и не во всем достиг!.. но шел шаг за шагом!.. – тот, оглядываясь назад, чувствовать будет, что жизнь достойно прошла. Полно. А тот же, кто просто жил – проживал, проматывал – тот пустоту в душе будет чувствовать. Бессмысленность. Нищее это существо, жалкое, можно сказать – человек без цели, или с целью мелкой, поганенькой. А ведь это страшно – под старость вдруг понять, что ты ничего полезного в мир не принес. Впустую жил, впустую прожил. Даже программу-минимум не выполнил: и дерева не посадил, и дома не построил, и ребенка не родил. Страшно, понимаешь? Оглядываясь назад – видеть, что ничегошеньки ты не сделал. Просрал то, что было тебе отпущено…
– Вода! Вода, Серега! Вода! – завопило в наушнике. Сотников встрепенулся, выныривая из омута мыслей – впереди, в луче бледного света, между ребрами тюбинга серебрилась небольшая лужица.
Потом они сидели в соседней нише – и пили чай. Горячий. С сахаром. В плитке еще оставался какой-то минимальный процент заряда – и они решили, что именно сейчас и стоит его потратить. Норма воды последние четыре дня – двести грамм на день. Организм, конечно, с этим был категорически не согласен и теперь восполнял объемы. Выпить горячего, согреться! И они пили. И отдувались, утирая выступающий на лбу горячий пот. И переглядывались. И перемигивались весело – теперь-то дорога шустрее пойдет!.. И смерть, которая все эти дни кружила рядом – то приближаясь и недобро глядя провалами глазниц, а то снова отдаляясь, но не уходя совсем – снова проклинала их, бессильно выглядывая из черных углов, звеня косой о бетон и громыхая старыми костями. Опять обманули безносую. А выкуси-ка. Не на тех напала.
Они набрались до самых бровей – по крайней мере Серега чувствовал, что у него плещется уже где-то под кадыком, и стоит чуть надавить на живот, как полезет наружу – и снова зашагали дальше. Кипяток дал телу тепло, остатки сахара дали силы – и двигаться стало гораздо легче. И уже не отставал Знайка, и даже ветер, который раньше воспринимался как холодный, пронизывающий до самых костей, теперь казался просто прохладным сквознячком.
– Скоро начнется самое интересное, – энергично работая костылем, говорил Илья. – Скоро, Серег. Я как подумаю – у меня поджилочки трясутся. Скоро мы все увидим…
– Думаешь, можно там жить?
– Я не верю Программатору. Да и странно, если б иначе… Воздух там есть. Ветер же. А если воздух – значит можно. Наврал нам старый хрен. Я вообще думаю, что все, о чем он говорил – Территория, Ди-Эм-Ай, объект «Москва» – все там. На поверхности.
– И Орден.
– И Орден, – поддакнул Илья. – Всё никак Центуриона забыть не можешь?
