Пролог
Эти слова, эта ложь
Гримальд. Они солгали нам об ущелье Манхейма. Они отправили нас туда на смерть.
Ты знаешь, о ком я говорю. Нам не убежать от эха Кхаттара. Сейчас мы расплачиваемся за былую добродетель.
Мы — сыны Дорна и нам не ведомо, что такое капитуляция, даже если победа невозможна. Нас беспокоит несправедливость. Бесчестье. Если и можно сказать, что мы чего-то страшимся, так это то, что ложь очернит наше наследие.
И если Империум вообще будет вспоминать о нас, то только как об одном из самых страшных поражений человечества. Но не мы подвели людей, а люди себя. Слабые мужчины и женщины с ожесточившимися сердцами и предубеждёнными умами увидят нас мёртвыми ещё до рассвета.
Пусть так и будет.
Наши враги не ходят при свете дня, где могут встретиться с нашими клинками. Они воистину в тенях, но занимают властные позиции в иерархии человечества настолько выше нас, что просто бессмысленно пытаться узнать их имена. У них достаточно и власти и влияния, чтобы обмануть нас. Так они и поступили.
Небесные Львы никогда не покинут эту планету. Нас осталось совсем немного, но мы знаем правду. Мы погибли в ущелье Манхейма. Мы погибли в день, когда солнце взошло над металлическими тушами инопланетных богов.
Нас предупреждали, словно нам нужны были предупреждения, не выходить наружу во время бури. Погода была такой, что обжигало незащищённую плоть. Броня защищает нас от стихий, но не продержится долго. Песчаный ветер уже успел содрать священные цвета, оставив нас в непокрашенных латунно-серых доспехах без геральдических изображений. На миг я задумался, не было ли в этом какой-то метафоры. Если и была, то нужен кто-то с хорошим чувством юмора, чтобы её уловить.
Подбитый десантно-штурмовой корабль разбился, блок памяти разлетелся вдребезги, всё оружие сорвало во время грубой аварийной посадки. Напротив приземлилась “Валькирия”, которую мы получили в 101-м Стальном легионе. Она сутулилась на песке, словно заскучавшая ворона с широкими изогнутыми крыльями. Мне не раз приходилось использовать этот транспорт за прошедший месяц, и я не мог избавиться от мысли, что его дух-машина терпеть меня не может. Если десантные челноки и умеют сердиться, то этот точно сердился. Я оглянулся на него — турбинные двигатели нетерпеливо выли, а пустынный ветер соскабливал серо-зелёную краску с тускло-серебряного корпуса. Я расслышал, что вся эта пыль пришлась моторам совсем не по вкусу.
За поцарапанным лобовым стеклом пилот выглядел бесформенным размытым пятном. Несмотря на все риски, он добровольно вызвался на задание. Меня восхитил его поступок.
Недели выздоровления тянулись медленно. Я понял, что никогда не смогу легко общаться с людьми. Жители Хельсрича смотрели на меня словно на икону, только за то, что я исполнил свой долг. Почему мне неловко от этого? Можно найти сотню трудных ответов. Мы — Адептус Астартес — особый вид и отличаемся от людей, которыми когда-то были. Этого объяснения вполне достаточно.
Я повернулся к сбитому “Штормовому орлу”. В каких бы цветах он не летел в бой, их давно уже содрала буря. Пепел и грязь турбулентного воздуха стёрли и символы преданности.
Кинерик поднырнул под наклонное крыло, одна сторона его доспеха оставалась кое-где чёрной — воин ещё не поворачивался ей к шторму. Ауспик в левой руке трещал и щёлкал. Помехи от урагана вывели прибор из строя. Кинерик ничего не сказал, и это было более чем ясным ответом.
Я забрался на накренившийся корпус, удерживаясь на ветру благодаря магнитным подошвам. С брони сорвало последний свиток обета. Я позволил ветру унести написанные мною литании ненависти в шторм. Похоже ему любопытно.
Переборка оказалась закрыта изнутри. Я взял крозиус и услышал, как энергетическое поле загудело, соприкасаясь с песком в воздухе. Чтобы выбить люк хватило одного удара — он прозвучал словно приглушённый колокольный звон. Я потянул искорёженную переборку свободной рукой и швырнул на землю. Кинерик снова ничего не сказал. Мне нравилось поощрять в нём эту черту.
Внутри тесного отсека экипажа разбившегося “Штормового орла” всё было перевёрнуто, кругом валялись ящики с амуницией и незакреплённое оружие. Кабина выглядела не лучше, но сразу стало видно то, что скрывало бронированное обзорное ветровое стекло: на палубе возле стенного стеллажа с оружием неуклюже лежал космический десантник в отполированном золоте. Я знал его цвета. И знал геральдику его ордена.
А вот, чего я не знал, так это как десантно-штурмовой корабль сумел долететь в такую даль из улья Вулкан. Сзади спрыгнул Кинерик, цепи, которые соединяли меч и болтер с доспехом, гремели в унисон движениям воина. Я услышал его дыхание по воксу на частоте отделения и как он выругался, когда увидел то же, что и я.
— Это — Львы, — произнёс он.
Точнее один Лев. Пилот. Как только я снял лазурный шлем, стало видно тошнотворные трупные пятна — подтверждение, что он мёртв уже несколько дней. В этом нет никакого смысла.
Прежде чем встать я прижал розариус ко лбу погибшего. Кинерик удивился. Зачем оказывать Льву прощальные обряды? Разве он не из другого ордена?
