Человек идет в гору - [5]

— Быстров прав! — заговорило сразу несколько человек.

— На нашем самолете не больно навоюешь.

— Тише! Давайте соблюдать дисциплину, — устало произнес секретарь парткома Гусев. У него были красные, воспаленные глаза. — Слово имеет Солнцев.

Александр Иванович поправил сползший набок галстук и, обидчиво скосив глаза на Быстрова, начал:

— То, что предлагает здесь товарищ Быстров, имеет одно название. Это название — анархия. Правительство, сообразуясь с мобилизационным планом, даст соответствующие распоряжения, и наша задача будет заключаться в том, чтобы точно их выполнять. Поймите, товарищ Быстров, что с нашей-то колокольни не видать…

— А с нашей, — перебил его Быстров, — с государственной колокольни, Александр Иванович, — видать! Выходит, что пока правительство не даст задания, мы будем сидеть на печке? Не-ет, милый товарищ, мы так работать непривычны. Надо прийти к правительству и сказать: вот, что мы можем дать Родине в лихую годину!

Спор неожиданно прервала сирена. Репродуктор завыл у самого уха Гусева. Он вздрогнул, потом застыл, прислушиваясь к вою сирены.

— Воздушная тревога!

Гусев дернул головой, будто стряхивая с себя оцепенение, и хрипло сказал:

— Спокойно, товарищи. Заседание продолжается…

…Лучи прожекторов торопливо шарили в небе. Высоко в разрыве облачности конец длинного светового меча коснулся серебряного силуэта юнкерса. Потом туда устремились еще два светящихся меча, и в их скрещении вспыхивали холодным белым огнем все новые и новые юнкерсы.

Загрохотали первые взрывы. Гитлеровцы били по аэропорту в трех километрах от завода.

«До Петроградской стороны им не добраться», — успокаивал себя Николай. Он позвонил домой. Никто не отвечал.

«Ушли в бомбоубежище», — подумал Николай и почувствовал, как больно сжалось сердце.

Глава третья

Николай пришел в сборочный цех. Рабочие присоединяли хвостовое оперение к длинному фюзеляжу, приготавливали к сборке крылья. Постепенно обрастая крыльями, расчалками, обтекателями, самолет приобретал привычный подтянутый вид.

«ПО-2»! Кто не знает этой маленькой машины инженера Поликарпова, на которой учились летать многие тысячи людей. Сколько юношей, решавших посвятить себя отважной профессии летчика, впервые с трепетом ощупывали ее звонкие крылья, садились в неприхотливые кабины.

Как спокойная, неноровистая и умная лошадь, она терпеливо прощала им ошибки, а люди привыкали к капризной воздушной стихии, смелее и увереннее держали ручку управления.

В колхозах к ней подвешивали опрыскиватели, и она целыми днями носилась над полями, борясь с сусликами и саранчой. В иных местах на ней ухитрялись даже сеять. Она была трудолюбивой и нетребовательной, эта небесная лошадка…

Слова Анны о самолете, который подбирал бы раненых на поле боя, натолкнули Николая на мысль об использовании самолета «ПО-2».

Санитарные самолеты имелись и раньше. Но они или требовали для посадки и взлета заранее подготовленных аэродромов, или поднимали на борт только одного раненого.

Николаю припомнился эпизод из финской войны.

В крупном воздушном бою подбили два наших скоростных бомбардировщика «СБ». Летчики с уважением называли «СБ» — «Софьей Борисовной». Экипажи выбросились на парашютах в районе большого лесного массива. Надо было немедленно спасти товарищей, пока не подоспели к ним финские лыжники. И вот с ближайшего аэродрома вылетели два «ПО-2». Летчики разыскали подбитые «СБ», сели бог весть какими путями и, привязав товарищей к крыльям, вернулись на свою базу.

Все обморозились, некоторым пришлось ампутировать пальцы, но все же люди были спасены.

«Это была случайность», — решил Николай, думая о том, нельзя ли приспособить самолет для перевозки раненых.

«Случайность — одна из сторон закономерности!» — упрямо усмехнувшись, возразил он себе.

Николай долго ходил вокруг самолета, задумчиво барабанил пальцами по туго натянутой перкали крыльев. Потом он поднялся в конструкторский отдел и до полуночи пересчитывал аэродинамические и летные данные самолета в новом, задуманном им варианте.

Налет гитлеровцев оторвал Николая от работы, и он выбежал на балкон. Отсюда было видно, как горели ангары аэропорта. С равными промежутками разрывались бомбы. Земля вздрагивала, выбрасывая вверх огневые вихри.

— Что делают, сволочи! — кричали внизу.

— Ух ты! Полыхнуло! — сдавленными голосами перебрасывались рабочие. Тихо плакала какая-то женщина.

— Я живу там рядом, — всхлипывая, пояснила она.

Оглушительный треск разрыва зенитного снаряда раздался над заводом.

— Укройся, зашибет! — крикнул кто-то, и все бросились в цехи. В ту же минуту на заводской двор и здания цехов посыпались зажигательные бомбы. Они падали во многих местах, шипя и выбрасывая белые струи огня.

Рабочие заметались по двору, кричали пожарников. Иные не знали, как бороться с «зажигалками», и боялись к ним подступиться, ожидая взрыва.

Несколько «зажигалок» упало возле эмалитки. Маляры отбрасывали их длинными шестами.

— За хвост ее бери! За хвост! — громче всех заливался дядя Володя, размахивая шестом.

— Храбрый… языком балабонить, — заметил кто-то беззлобно.

— Где ему! Он курицу, и ту за хвост не поймает! — не упустил случая подзадорить старика Саша Воробьев.