Человек идет в гору - [6]

— Эх, в нос те комар! — крикнул дядя Володя, торопливо натянул брезентовые рукавицы и, схватив бомбу за «хвост», понес ее в вытянутых руках к пожарному ящику с песком. Его широкое, с всклокоченной рыжей бородой лицо было полно ярости…

Дядя Володя уже сунул «зажигалку» в песок, когда неожиданно вспыхнули пропитанные лаком рукава его тужурки.

Саша кинулся к старику, повалил его на землю и прикрыл своим телом. Рабочие стали засыпать «зажигалки» песком, потом погасшие, но не остывшие бомбы бросали в воду. С шипеньем поднимались белые столбы пара.

— Ах ты, очумелый! Да разве ж можно… бомбу… руками! — с сострадательной укоризной бранил Саша дядю Володю, которому сестра перевязывала руку.

Юнкерс сбросил зажигательные бомбы и ушел, видимо, испуганный залпами тяжелой зенитной батареи, расположенной у завода.

Все прислушивались к удалявшемуся рокоту моторов.

— Ушли! Будто ушли… — неуверенно проговорила работница, которая беспокоилась за судьбу своего дома.

— Помолчи ты! Затараторила, сорока… — прикрикнул на нее дядя Володя, потом, прислушавшись, убежденно сказал:

— Ушли.

Работница громко заплакала.

— Ишь, развезло бабу, — простодушно удивился дядя Володя. — Раньше-то чего не ревела?

— Раньше… страшно было! — еще больше дала волю слезам женщина.

Когда тревога улеглась и стало бледнеть предрассветное небо, Николай, проходя в деревообделочный цех, услышал хрипловатый басок дяди Володи:

— Был со мной в армии такой случай. Сбросили австрияки бомбу на главный наш штаб. Уткнулась бомба носом в землю и — молчок! — ни тпру, ни ну. А бомба огромная, весом пудов на шесть, не меньше. Призывает меня к себе сам генерал и говорит:

— Послушай, братец, разгадай шараду: взорвется она, любезная, или нет?

Походил я возле нее, понюхал и говорю:

— Дозвольте, ваше превосходительство… имею свое соображение.

— Валяй, — говорит.

Обкопал я вокруг бомбы землю, вывернул взрыватель, взвалил бомбу на плечи и понес к оврагу…

— Постой, постой! — перебивает его неверящий Саша. — Бомба-то в шесть пудов весом была?

— Ну и что? — не сдается дядя Володя. — А я каким молодцом был, знаешь ты? Ну вот, только я смахнул ее в овраг, а она ка-ак ахнет!

— А взрыватель? — кричит Саша под общий хохот. — Взрыватель-то ты забыл обратно ввернуть!..

Николай рассмеялся. Он знал старого маляра дядю Володю, который любил прихвастнуть, но все прощали ему эту слабость…

* * *

На верстаках, отдыхая, сидели рабочие.

Николай поздоровался и подошел к мастеру.

— Я хотел попросить вас…

— Слушаю, — насторожился мастер.

— Мне надо сделать… два огурца… в человеческий рост.

— Два огурца? С каких это пор огурцы перестали расти на огородах и перекочевали в столярный цех?

— Нет, я серьезно. Кабины, по форме напоминающие огурцы.

Николай вынул карандаш и стал чертить эскиз на фанере, сложенной в штабель около верстака.

— Внизу деревянное основание из брусков и фанеры, каркас из тонких реек и стрингеров. Все это обтягивается авиационным полотном…

— Позвольте спросить, Николай Петрович, к чему «огурцы» вам понадобились? — уже сердито спросил мастер.

— Я хочу их установить на крылья нашего самолета. Вот здесь мы сделаем полозки и будем вдвигать носилки.

— Возить раненых? — догадался мастер. Его глаза заблестели.

— Да, — ответил Николай шопотом.

— Ребята! — закричал вдруг Быстров. — Ребята! Николай Петрович изобрел…

Он не договорил и, схватив Николая за плечи, привлек к себе.

— Спасибо! Рабочее спасибо тебе, Николай Петрович!

Быстров не замечал, что стал звать Бакшанова на «ты».

— Только вот насчет наряда… — замялся Николай. — Может быть, ничего еще не получится. Так я… заплачу.

— Что вы! — покраснел Быстров. — Да разве ж… Ах ты, мать честная!

— Ну, ну, я не хотел вас обидеть, — быстро проговорил Николай.

Мастер дал задания нескольким рабочим. И вот тонко запел уже рубанок, купаясь в белой пене стружек…

Быстров вызвал из малярки дядю Володю. У него была перевязана правая рука.

— Маленькая бомба оказалась норовистей шестипудовой? — шутливо спросил Николай, здороваясь со стариком.

— А вы откуда знаете? — удивился дядя Володя. На работе он называл Николая на «вы», подчеркивая этим, что дружба с его отцом, Петром Ипатьевичем, не мешает ему уважать начальство.

— Кто на заводе про твое знакомство с генералом не знает! — съязвил Быстров, закладывая в изгибочный пресс стрингера для каркаса.

— Дядя Володя, как только стрингера обтянут полотном — покроете их сначала бесцветным, а затем зеленым эмалитом. Вы, вероятно, не сумеете одной рукой? — спросил Николай.

— Я не сумею! Да я левой рукой весь график сделаю!

— Ну, хватил! — засмеялись рабочие.

Утром кабины были готовы. Темнозеленые, остро пахнущие эмалитом, они действительно напоминали бутафорские огурцы. Николай лег на носилки, и рабочие по полозкам вставили их в кабину. Задняя крышка захлопнулась. В кабине стало темно и душно.

— Откройте! — попросил Николай.

— Что так скоро? — полюбопытствовали рабочие, открывая кабину.

— Весело… как в гробу, — вздохнул он и попросил вырезать в кабинах по два окошка и затянуть их слюдой, сделать вентиляцию. Быстров принес ремни для привязывания раненых.

— А то иной в беспамятстве начнет буйствовать и вывалится, как птенец из гнезда.