Человеческий рой. Естественная история общества - [174]
Их сходства, вероятно, больше не имели бы значения в той степени, в какой важны общие черты, когда они служат в качестве маркеров общества. Но возможно, простого знакомства людей друг с другом было бы достаточно, чтобы сделать их обществом? Воспринимают ли себя виды, у которых сообщества основаны на индивидуальном распознавании (не имеют маркеров), в качестве коллектива, независимо от существования чужаков, или их сообщества распадаются в отсутствие «других»? Биолог Крейг Пэкер, занимающийся полевыми исследованиями, рассказал мне, что такая судьба – распад – ожидает изолированные прайды львов: члены рассеиваются по группам, которые становятся все меньше и меньше. Это неудивительно, учитывая, что первичная функция сообществ заключается в успешном противостоянии соперникам. Такое давление исчезает, когда других не существует. Однако судьба львов, возможно, ненадежный показатель, когда речь идет о людях. Львы, которые способны охотиться поодиночке, существуют сами по себе лучше, чем люди, которые жаждут находиться не только в окружении супругов, чтобы избежать одиночества и придать своей жизни смысл, если не для того, чтобы просто быть сытым и оставаться в безопасности. Это одна из причин, почему слабеющие человеческие общества редко полностью разрушаются, а вместо этого разделяются на более мелкие, в которых люди сохраняют свои сети поддержки, пусть даже и в более простых условиях. Бегство от разрушенного общества не означает полного отказа от обществ.
Исходя из этого, можно ожидать, что изолированные люди, независимо от того, заслуживают ли их взаимоотношения называться обществом, будут сплачиваться больше, чем львы, даже если это простая привязанность «мы без них», которая наблюдается у команды корабля. Несомненно, это верно в случае шимпанзе. Одинокое сообщество шимпанзе остается взаимосвязанным так же, как связаны шимпанзе в другом месте, по крайней мере, об этом свидетельствуют исследования группы шимпанзе, которая живет сама по себе в ущелье Кьямбура в Уганде[1134].
Тем не менее изолированные группы, вероятно, быстро приспосабливаются к меняющимся условиям. Для изолированных шимпанзе, колонии аргентинских муравьев, уничтожившей всех врагов, или для племени островитян, которые забыли всех остальных, их идентичность в качестве общества мгновенно стала бы опять значимой в тот момент, когда они снова встретились с чужаками. Островитяне сосредоточились бы на любых незначительных чертах общества, которые отделяют их от остальных, и укрепляли бы границы между собой и новоприбывшими (в том случае, если их маленький коллектив не был бы сразу захвачен и уничтожен или ассимилирован чужаками)[1135].
В эксперименте, проведенном в 1954 г., была воспроизведена примерно такая ситуация и продемонстрировано, насколько быстро при подходящих условиях начинают проявляться некоторые черты обществ. Двадцать два 12-летних мальчика в парке Робберс-Кейв («Пещера разбойника») в Оклахоме были случайно распределены по двум группам, которые поначалу существовали по отдельности. Когда группы увидели друг друга, сначала на расстоянии, а затем вступили в контакт, у них быстро сформировались отдельные идентичности: любимые песни, склонность использовать определенные ругательства и тому подобное. Мальчики из каждой группы дали ей название, нарисовали ее тотемное животное на своих футболках и во время спортивных состязаний между группами размахивали флагами, украшенными таким же символом. Враждебность, которую «Гремучие змеи» и «Орлы» вскоре стали проявлять по отношению друг к другу, снизилась, когда исследователи заставили их работать вместе, но различия сохранились[1136].
Даже если бы не было никаких чужаков, которые бы появились извне и потревожили одинокое сообщество, – например если бы сверхагрессивное общество завоевало весь земной шар, так что чужаков не осталось бы, – их достижение было бы кратковременным. Как только число людей в изоляции превышает всего несколько человек, они, по-видимому, предоставляют привилегии одним людям по сравнению с другими, создавая условия, при которых рождается множество обществ. Необходимых чужаков порождали бы внутри. Союз распался бы на фрагменты, как и все нации, и все общества, что существовали до них[1137].
Мечты о всемирном обществе
Следовательно, то, что нам известно о человеческом познании, служит не очень хорошим предзнаменованием для тех, кто считает, что когда-нибудь человечество, возможно, будет существовать на Земле в виде единой, не имеющей границ популяции и ни один человек не будет чужаком. И все же, хотя общества никогда не исчезнут совсем, может быть, возможен другой сценарий, при реализации которого картина могла бы серьезно измениться? Поскольку число обществ уменьшается столетие за столетием, мы могли бы вообразить, что все оставшиеся нации мира когда-нибудь откажутся от своих границ настолько, чтобы создать космополитичное сообщество, которое будет значить для людей гораздо больше, чем сами общества.
