Челобитная - [6]

Вениамин Александрович залез в сундук с ногами, встал перед пергаментом на колени и осторожно сдул с него вековую пыль.

Буквы давно выцвели, да и в старославянском Трентиньянов, прямо скажем, был совсем не силён, однако сердце его радостно и тревожно забилось, когда он сумел разобрать начальные слова: «Челобитная» и «купец Семёнов сын Борисов…»

Да. Вениамин Александрович Трентиньянов был очень и очень предусмотрительным человеком!

На свет фонаря появилась баночка с тушью и тонкая колонковая кисточка. Обмакнув кисточку в тушь. Трентиньянов крайне осторожно вывел внизу пергамента: «Утверждаю» и свою подпись, потом достал из сумки печать отдела Болот и Лесов, которую накануне взял из сейфа, с нежностью подышал на круглое чёрное донышко и, мысленно перекрестившись, аккуратно приложил её к пергаменту…

Тяжкий долгий гром прокатился от крыш до подвалов облисполкома.

Дрогнули стены.

– Спаси тебя Бог, боярин! – гулко каркнул за спиной голос купца Семена Борисова, полный невыразимого облегчения, и ветхий пергамент рассыпался на глазах в мельчайшую невидимую пыль.

Следующий день был воскресным, и Трентиньянов проснулся поздно.

Накануне, крайне утомлённый, как физически, так и духовно, он свалился в постель, что называется без задних ног, но теперь чувствовал себя отдохнувшим и голодным.

Жена уже вернулась с рынка, и из кухни доносились восхитительные запахи.

За завтраком Вениамин Александрович смотрел по телевизору новости и вполуха слушал жену, которая рассказывала очередную городскую сплетню, подхваченную ею на рынке в короткой очереди за яйцами.

– … представляешь?! Полностью исчезла за ночь, будто и не было её вовсе! Тебе, как представителю областной администрации, это должно быть интересно.

Трентиньянов отставил чашку с кофе.

– Что исчезло? – спросил он.

– Ты меня никогда не слушаешь! – обиделась жена. – Свалка наша городская знаменитая, что воздух и речку Змейку отравляла столько лет, говорят, исчезла за одну ночь.

– За ночь? – поразился Трентиньянов. – Да её и за год не вывезешь! Брешут люди, да и я бы знал, если что… – он вдруг осёкся. В его хорошей зрительной памяти отчётливо всплыло ещё два слова из челобитной купца Семена Борисова:»ръка Змейка».

Забыв про кофе, Вениамин Александрович выскочил из-за стола, торопливо оделся, сказал жене, что скоро вернётся (забыл на работе важный документ, а утром в понедельник он должен быть в готовом виде представлен начальству) и выскочил из дому.

К знаменитейшей городской свалке он подъехал на такси.

Про свалку эту можно было написать отдельный роман.

Она образовалась ещё в конце девятнадцатого века, когда город Гревск, подобно многим другим городам Российской империи начал бурно и промышленно развиваться, и с тех самых пор являлась нескончаемой головной болью, как городского, так и губернского (а позже и областного) начальства. На свалке этой… Впрочем, не о ней речь. Не о ней речь потому, что свалки не было.

Исчезла.

Испарилась.

Провалилась сквозь землю и перенеслась в иное измерение.

Вениамин Александрович Трентиньянов в пальто нараспашку стоял на холме, который пересекала асфальтированная дорога, ведущая к свалке, и глядел вниз, на обширнейший изумрудно-зелёный луг, густо усыпанный цветами и сверкающий свежей летней травой в половину человеческого роста под ярким октябрьским солнцем. Рядом с Вениамином Александровичем стоял шофёр такси

– Не может быть, мля… – сказал, наконец, водила и протянул Трентиньнову раскрытую пачку «Нашей марки».

Некурящий Вениамин Александрович машинально взял сигарету, прикурил от зажжённой шофёром спички и вдохнул терпкий дымок пополам с воздухом, крепко настоянным на безпестицидных и безнитратых травах и цветах конца шестнадцатого века.

Обратно в город таксист довёз Вениамина Александровича бесплатно, и всю дорогу до дома и после, вплоть до самого вечера и ночи, Трентиньянов впервые в жизни ощущал себя совершенно счастливым человеком.